Дневник путешествия через Мексику - 8

Нам показали одну старушку-индиянку, которая, будучи уже в летах — около 30, была приведена к падре из лесов первая по заложении этой миссии, и первая окрещена им, она помнит хорошо сие событие, имея более 100 лет от роду, сохранила память, зрение, слух, ходит довольно твердо, сама собирает дрова в лесу и, согнувшись, упираясь на палку, приносит нелегкие ноши в свою избушку. Примечательно, что из 200 индейцев и индианок, считающихся при этой миссии, она одна только не говорит по-испански и даже не понимает, когда говорят сим языком. Старушка-индианка была свидетельницею устроения миссии, быть может, доживет и до уничтожения оной, ибо слухи носились, что на развалинах миссии воздвигнется город, или, лучше сказать, пуэбло — деревня Сан-Карлос; а со временем и все миссии в Калифорнии обратятся в пуэблос.

Горничная моей жены, урожденная уналашская креолка, не верила своим глазам, увидев в саду два дерева (оливковое и груша) в цвету и с плодами в исходе декабря, в такое время, когда на Уналашке и в Ситхе и теплую парку страшно сбросить.

Чтобы указать на причину совершенного упадка благосостояния миссий в Калифорнии, довольно вспомнить воспоследовавшее в 1834 году изменение в управлении сими заведениями: старые падры — уроженцы Испании — были заменены необразованными и корыстолюбивыми мексиканцами, хозяйственная часть управления перешла к правительству, которое для сего определило administradores (Администраторы, управляющие (испан.)) гражданского ведомства; индейцам объявлена свобода, отведены им земли, даны нужные пособия скотом и орудиями для первого хозяйственного обзаведения и не обложены иною повинностью, как обработать так называемые общественные земли, коих произведения назначены для содержания общеполезных заведений — больниц, школ, церквей и священника. Все это, казалось бы, весьма хорошо и соответственно видам человеколюбивым; но, к сожалению, ни исполнители, ни самые индейцы не созрели для сих видов. Администраторы, [197] лишенные власти и способностей управлять диким, ленивым и вместе с тем свободным народом, находят единственное вознаграждение трудов своих в изыскивании возможных средств обеспечивать свое собственное состояние; а индейцы, для коих свобода не имеет другого значения, как беспечная жизнь тунеядца, вполне предались сему сладостному fare nientes, частью удалились в свои прежние леса и долины, а те, которые остались, по отвычке от бродячей жизни или привычке к крепким напиткам, при миссиях или в пуэблах, не находят лучшего употребления зарабатываемых ими денег, как пропить их. Таковы плоды скоропостижного преобразования политического и гражданственного состояния народа, мгновенного перехода оного от детства к возмужалости, перехода, столь противного неизменному закону природы — постепенности[1].