7 мая. Вчера получил я письмо от Анны Петровны; кроме обыкновенной своей любезности - всегда новой - и нежной любви ко мне, покуда всегда постоянной, она ничего мне нового и занимательного не сообщает. Софья Михайловна тоже меня не забыла - вероятно, потому, что все еще с Анной Петровной в тесной связи - дружбе, как они называют. Как бы ни было, а все приятно себя знать в памяти у людей, будучи с ними надолго разлучен и зная, что не по посторонним причинам, а единственно наша личность заставила, потеряв нас из виду, не потерять и в памяти. - Я бы хотел теперь отвечать, но вряд ли найду свободное время, более же свободное место в продолжении нашей карантинной и лагерной жизни. Я едва успеваю теперь сказать несколько слов про наше возвращение в православное (единственное прилагательное, которое я могу употребить) отечество.
День в день мы почти пробыли год за Дунаем, ибо 26 мая, когда мы в 29-м году пришли в Сатунов, и нынче, перешед Дунай, прибыли мы туда же. По только что наведенному мосту мы благополучно переправились и, сделав два перехода от Сатунова, пришли сюда, чтобы здесь выдержать 21-дневный карантин; дни, которые мы были в оцеплении при переправе, включены в это число.
Перейдя через мост, шли мы версты с две по плотине, которая тянется вдоль берега реки. Около нее лежало до 20 кораблей греческих, турецких и английских, шедших в Галац, которых не пропускали через мост из опасения, чтобы они опять его не разорвали. Многие из них наполнены были гречанками, как говорят, освободившимися из неволи или гаремов, ехавшими в Молдавию. Во все время моего пребывания в здешнем краю я не видал так много прекрасных лиц, - может быть, только по отдалению они казались такими. Многие из нас сожалели, что издали только можем любоваться этими восточными красавицами, - я не исключаю себя из числа, - хотя я и телом и душою почти отвык от женщин.
Наш лагерь расположен на прекрасном месте, вправо от местечка, которое я видел покуда только издали, проходя мимо него, у самого впадения Прута в Дунай. За ним, прямо перед нами, зеленеются лесистые горы Булгарии (увидев их в первый раз, я не ожидал, что сойду с них, так как я теперь сошел на бессарабскую степь, - разумеется, в отношении к моей службе), вправо за камышами Прута видна Молдавия, на равнинах которой белеются мечети Г а л а ц а, одного из важнейших торговых городов на Дунае. Сколько местоположение нашего лагеря хорошо, столько невыгодно качество земли оного...
Жизнь моя теперь, разумеется, очень пуста, скучна и однообразна; к счастью, попалось мне в руки несколько романов В. Скотта, а именно "Пират" и "Певриль". Между сном и едою я убиваю дни чтением оных, купаньем, иногда ученьями, а более куреньем табаку и взаимными посещениями сослуживцев, которые теперь обыкновенно заняты игрой: проигрывают жалованье, полученное от Махмудима, потому что казна их отпустила почти за двойную цену против той, которую за них дают, - вот благородная спекуляция нашего министерства финансов.
Карантин при Бендерах. 7 июня. От совершенного бездействия терплю я теперь несносную скуку; от жару, от образа нашей жизни я не имею одной минуты в день, хотя и совершенно ничего не делаю...
Вот другая неделя, что я пишу к Анне Петровне и не могу окончить письмо: "Тупеет разум!" Домой я другой месяц, как не пишу...
Свободное копирование
