Дневник Наташи - 5

Четверг, 21.VII.1916. Лукино

Сегодня проснулась часов в 6, а встала только в девятом. Погода сегодня стоит не такая отвратительная, как в те дни. Дождик[а] ни разу не было. Но сегодня, не знаю отчего, скучно что-то. Вчера я m-elle часы свои не дала, и не знаю даже отчего, а сегодня она на меня, кажется, дуется. Ну да подуется, да перестанет… Сели заниматься. Сегодня русский диктант с нами писал Ляля. Наделал он, наверное, ошибок пятнадцать. Во французском диктанте я сделала только четыре ошибки, это целое чудо, потому что всегда я делаю ошибок тьму тьмущую. Я уже выучила «Одинокий прохожий» Грига, «Мазурку» Шопена, Бетховена и первую половину Баха. «Шесть маленьких прелюдий». У нас Прасковья Николаевна гостит, так ей очень нравится «Одинокий путник». После обеда я пошла наверх и там просидела до чая. Я теперь читаю все время «Ниву»[1] и выискала там «Человек из волшебной сказки». Очень интересная история. Это из испанской жизни. Как один испанский матадор Герито влюбился в русскую барышню Нину Воронецкую. Я не знаю, отчего этот роман произвел на меня сильное впечатление, ничего там особенного нет, все кончилось счастливо, они поженились, а между тем мне чтой-то такое захотелось. Когда я вырасту большая, я непременно, если буду путешествовать, поеду в Испанию, чтобы посмотреть и бой быков, и саму Испанию. Как жаль, что у меня нет никакого таланта – ни писать, ни рисовать. После чая я пошла за ягодами, потом немного пошила. Я, когда что-нибудь делаю, где не нужно говорить, рассказываю себе длинную историю. Я давно хотела переложить мои мысли на бумагу, да начинала, а потом рвала. Теперь я пишу на своей азбуке, которую вряд ли кто поймет. Я напишу ее здесь для памяти. Листочек может легко затеряться, а дневник – вряд ли.

(Далее следует «конспиративная» азбука Наташи, в которой каждая буква русского алфавита обозначена другой, большей частью – латинской, буквой; например, «Г» – “V”, «Д» – “L” и т.п. – В.С.).

Азбука у меня правда очень заковыристая, зато никто не поймет. Да если и узнает, кому охота разбираться в этой азбуке. Я уже почти хорошо ее знаю и уже могу читать по ней, понятно, с запинками, а пишу я и не смотрю в алфавит. Потом села писать дневник. Потом позвали ужинать. Есть совершенно не хочется. Съела толь-ко тарелку каши и все. Потом села опять писать дневник. Я не знаю, но мне очень хотелось бы быть на месте Нины Воронцовой[2], чтобы перенестись туда. Мне это очень хочется только тогда, когда книга уже очень понравится. Я могу тогда читать этот рассказ сколько угодно. Оля говорит, что это оттого, что я очень невнимательно читаю, но это неправда. Почему же мне все равно хочется перечитывать то, что я уже прочла раз десять. Вообще Олины мысли очень часто не угадывают. Потом села писать свой рассказ. Называется он «Сергей Горин». Я там записываю свои мысли. Потом, если сделаюсь большой, интересно все-таки будет прочесть и дневник, и мой роман. Оля выбирает головки для рисования, я посмотрела ей тоже головки, потом пошли вниз, попили чаю. Я пошла наверх. Вечер сегодня был очень теплый. Потом легла спать, хотя было полчаса десятого, заснула сегодня, наверное, в десять часов.