Дневник Оли - 6

21июля.

Давно я не писала, 6 дней; за эти дни произошло много событий. Во-первых, все говорят о войне. Рассуждали, кого возьмут на войну, а кого не возьмут. Сперва призывались ратники ополчения, и дядя Саня[1] должен был бы идти, но приехали Василий Александрович с женой 20-го и сказал, что сегодня вышел приказ о том, что «ратники ополчения не призываются, а призываются только офицеры», и говорил, что, может быть, войны не будет, а войско выставляют, чтобы запугать врага;

ябыла в полной уверенности, что войны не будет, но 20-го вечером привезли газету из управы с объявлением войны; в ней было написано «Вторая отечественная война». И Германия объявила войну нам, Франции и Англии. Все большие волновались, и это волнение перешло к нам, детям, стали говорить о маме и папе, что их не выпустят или они не приехали уже в Москву; дядя Саня собирался в Москву, ему сказали, чтобы он посмотрел, нет ли их там. Когда говорили об маме, у меня сердце так и разрывалось, и хотелось побежать куда-нибудь и там плакать, плакать и молиться и за нашу мамочку, но я старалась быть спокойной и в тот вечер, когда я смеялась, я смеялась как-то неестественно, я это сама заметила. Потом мы, все дети, побежали наверх на террасу. Я предложила гадать по облакам, что будет с Россией. Все согласились. Мы выдрали (выбрали? – В.С.) большое светлое пятно на облаке и сказали, что это будет Россия. Когда оно стало закрываться облаком, «смотри, смотри, Ляля, Россия закрывается», прошептала я, толкая Алешу. Сердце у меня сильно билось, и даже дух захватывал «Да», – ответил Ляля. Я думала, что, если светлое пятно скроется, то Россия будет побеждена, но мне не хотелось об этом думать, и я продолжала смотреть. Появился какой-то медведь, потом скала, из скалы вылез ангел, и опять засветилось облако, и полился поток света: «Россия победит, Россия победит», – закричали мы и побежали вниз. Мне было весело и хотелось дурачиться, но я вспомнила об маме. «Может быть, что война будет продолжаться очень долго, а мама будет в Германии и может умереть без нас», – думала я и просила Бога, чтобы он сохранил нам мамочку. После этого пошли мы в конюшню. Там был Петька, он сказал, что что-то он хочет сказать мне, но скажет это завтра. Мы говорили довольно долго о лошадях, которых, я совсем позабыла написать, водили смотреть, годны ли они на войну или нет; оказалось, что не годны, мы были очень рады. Анна Алексеевна позвала Алешу, и он ушел. Я с Наташей тоже пошли спать.