20 мая, вторник. Приехал в Институт минут без пятнадцати десять. На вахте оставил книги для Бори Тихоненко -- собрание сочинений, в котором один из романов посвящен ему, и два тома Дневников. Собрание оставил еще одно для Вани Панкеева и еще экземпляр в библиотеку. Привез книг целую сумку.
Семинар шел, как обычно у меня, три часа. Наконец-то обсудили Марину Цуранову, за которую я все время волновался.
Днем повздорил с главбухом. Ректорат переехал во флигель, и я впервые туда пошел в надежде встретить Стояновского. Сегодня М.Ю. отсутствует. Сразу поразился обилию у нас начальства. На всех дверях отпечатанные на принтере служебные клички -- проректор по капитальному строительству и АХЧ, советник ректора, проректор по учебе, проректор по науке, здесь же Володя Харлов. Внизу -- там, где в "Знамени" находился отдел критики -- "зал заседаний". Л.М. расположилась в кабинете Кожевникова, туда была переброшена новая мебель, которую купили для Тарасова в начале его управления. Как говорится, хорошее и знаменательное начало. Управление, судя по многим признакам, было талантливым. Во вчерашнем номере "Вечерней Москвы" нас опять признают "неэффективными". А что значит неэффективный вуз? Это значит, у него плохой менеджмент, а у нас он еще и дорогой. Наш менеджмент -- это ректор и все его проректоры, включая советников. Кстати, бывший ректор Тарасов, так энергично знаменитый вуз приведший к славе "неэффективного", просился и интриговал по поводу президентства, а теперь хочет быть хотя бы советником ректора. Про неэффективный можно много и долго говорить. Почему, "неэффективный"? Один проректор купил квартиру, сам ректор тоже купил квартиру в Москве и еще дом или квартиру в Болгарии. О других подвигах наших "хозяйствующих" субъектов помалкиваю.
Ну, ладно, поднялся я наверх, увидел нашего бухгалтера в прелестном цветном платье и сказал, что, дескать, время пришло оплатить мне билет в Германию и обратно. В свое время я принес все требуемые от меня документы, где на копии приказа стояло ректорское (Тарасов) распоряжение оплатить мне билет. Тогда, согласившись со мною, бухгалтер сказала, что оплатит, как только в Институте будут деньги. Тогда сначала она требовала от меня посадочный талон на самолет, я его достал через министерство. На этот раз она вскричала, что ей нужен приказ, который есть, но есть и одна тонкость. Если уж я начал распутывать тонкости, то буду делать это до конца. Сейчас, пропустив срок, она кричит, что платить не станет. Уже есть подпись ректора, а в нашем Институте, в котором такая бездна приказов писалась и дописывалась задним числом, дописать при живом и действующем тогда ректоре одну фразу туда для главбуха, у которого в бухгалтерии работали дочь и парень дочери, никакого труда не составляло. Покричали друг на друга. Занятно, что мне удалось расследовать всю историю. Для этого я пошел в зарубежный отдел. Дина, которая здесь работает, рассказала мне -- как это все занятно, двоедушие хорошо знакомых людей для меня всегда представляет особый интерес -- итак, Дина сказала, что принесла приказ ректору и спросила, надо ли включать слова о платном проезде, Тарасов ответил: это к Людмиле Михайловне; Людмила Михайловна, сказала, что проезд не оплачивать. Денег, видимо, нет, деньги все уже растратили. Это была конференция по Ломоносову, ездили мы туда вместе с ректором. Ректор после Марбурга полетел куда-то еще, пробыл в Марбурге на один день меньше. И, наверное, не за свой счет, и деньги нашлись. Все это гадость.
А не начать ли мне Дневники публиковать в Интернете ежедневно? Если на нашем Ученом совете, который, по идее, управляет Институтом, нам даже акт о министерской проверке показывают "частично", только то, что кого непосредственно касается. Если говорят, что акт другой, только что окончившейся проверки, после которой, собственно, ректору и не продлили испрашиваемый срок "царствования", еще утверждается в министерстве, и его нет в Институте, может быть, мне есть смысл действительно публиковать странички Дневника каждый день?
В четвертом часу приехал домой, ел окрошку и сразу лег читать диплом Натальи Пелезневой с довольно претенциозным названием "GoodTimBadTim". Ехал не один, подвозил еще и Ашота, который в отпуске, но все знает и за всем в Институте наблюдает. Он рассказал мне, что бывший помощник и конфидент прошлого ректора Галина Яковлева бросилась к нему на шею с воплем, что ее увольняют с работы. Новый ректор вызвала ее и сказала, что ее услуги Институту больше не нужны. Услуги были значительными, она числилась директором несуществующего музея Института, вела разнообразные детские кружки и убирала кабинет ректора -- она была единственным человеком, который в кабинет мог заходить, когда ректор отсутствовал, даже секретарь этого делать, чтобы положить только что пришедшую бумагу, не смела. А куда же ей идти, когда она вместе со своими тремя, кажется, взрослыми детьми живет в общежитии.
Это несколько игровое видение жизни, но материал довольно серьезный. Три сначала школьницы с самоназваниями Нервная, Логика и Отличница, а потом и молодые девушки -- собственно, их сначала полудетская, а потом жизнь барышень. У героини -- это Нервная -- потом возникает роман с одним из много старше ее музыкантов. Реминисценции "Лолиты". В конце все это переходит в почти монолог. Есть прелестные сцены -- озеро, концерт. Действие в маленьком подмосковном городе. Естественно, в конце повествования все три героини пошли разными путями.
Здесь же тоже игровой рассказ "Стекло, ртуть и свет" -- это об одном из первых специалистов по дагеротипу. Очень неплохо, но отстраненно, как и повесть, несколько в плену приема, формально.
В шесть, не дочитав работу, ушел в театр. Сегодня на учебной сцене у Леонтьева спектакль -- он читает рассказы Бабеля, прозу которого я люблю. Взял с собою Игоря, но ему было скучно. Здесь невольно вспомнил одно соображение Дмитрия Быкова в его статье о Бабеле. Мне же было все безумно интересно, я буквально впитывал каждое слово, получая от чтения почти физиологическое удовлетворение.
На обратном пути -- шли пешком до "Кропоткинской", дальше я поехал на метро, а Игорь двинул пешком к Арбату -- говорили об украинских делах. Игорь следит за ними как бывший украинец. Меня удивило заявление Рината Ахметова, самого богатого человека юго-востока Украины, вдруг призвавшего шахтеров и работников его заводов бастовать против Донецкой республики. Мне казалось раньше, что этот самый Ринат был достаточно лоялен: политика политикой, а деньги деньгами, помалкивал. У него никто пока деньги не отнимал. Оказалось, что у Рината были свои причины. Власти новой самопровозглашенной республики потребовали, чтобы владельцы предприятий платили налоги непосредственно республике, а не Киеву. От этого зависят пенсии населения и другие социальные услуги. На призыв миллиардера к забастовкам власти энергично ответили: приватизируем, если не подчинитесь.
Когда пришел домой, все это увидел по ТВ.
Свободное копирование
