17 апреля, четверг. В двенадцать часов началась большая пресс-конференция Путина. Уж даже не знаю что, потому что кроме корреспондентов в огромном зале сидела и знаковая общественность: Шахназаров и другие. Путин, как всегда, был блестящ, последователен и уверен в себе. Ни один человек, ни у нас в стране, и, думаю, ни один политический деятель в мире, не способен ни на что подобное. На этот раз к микрофону допустили даже "протестующую" интеллигенцию, вроде Хакамады, и ничего -- тот же эффект, у президента в доказательствах неоспоримое преимущество. Много по поводу Украины, где мы и дипломатически, и стратегически всех переигрываем, возможно, потому что руководствуемся не сиюминутной выгодой, а некоторыми принципами. После Крыма у многих из нас появилось ощущение, что мы снова живем в великой стране. У меня чувство, что в сиюминутной и суетливой борьбе за власть в столице, которая вроде дает ощущение власти над страной, Киев потеряет и южные свои области. Слово "Малороссия" из уст Путина прозвучало.
К трем часам поехал в Институт. К этому времени Н.Е. Рудомазина уже принесла мне рукопись Дневника-2012, надо ее взять, отдать в кассу те деньги, которые я брал, но основное, что меня погнало, это консультация по тексту Леши и Студенческий совет, где распределялись так называемые Президентские стипендии. Довольно быстро выяснилось: несмотря на то, что мы творческий вуз, даже с тройкой наши самые лучшие по творческому потенциалу студенты получить такую стипендию не смогут. Она дается "без троек". Это означает, что ни Миша Тяжев, ни Маша Поливанова ее не получат. Мои другие прекрасные и многообещающие, Саша Драган и Женя Былина, не получат ее тоже -- они студенты платные. А что же прочие? Лучшие по творчеству всегда ущербны в чем-то другом -- вспомним Евтушенко, который ушел после третьего курса Литинститута, потому что не сдал политэкономию, или Романа Сенчена, которого два или три раза за буйство и неуспеваемость исключали.
Что-то похожее на реакцию на смерть Павла Первого в Институте. Никто не бросается, правда, друг другу в объятья, но есть ощущение другой свободы. Это при том, что наш бедный Борис никому никакого зла не сделал. Все протестовали против его стиля, против молчаливой унылости, отбросившей Институт от столбовой дороги жизни.
На кафедре после Студсовета с Лешей разбирал его текст. Кажется, чуть-чуть наладили с ним экспозицию. Работать буду теперь с ним по частям. Леша производит впечатление после буйной эйфории первого и второго курсов ушедшего глубоко во внутренний мир человека.
Уже дома до позднего часа разбирал ошибки, которые Наталья Евгеньевна мне пометила. Она над рукописью проделала просто огромную работу. Теперь буду думать, кто бы посмотрел оставшиеся куски, что я дописывал перед Новым годом.
Телеэкран по-прежнему занят только Украиной. Лавров, возможно, самый блестящий из министров иностранных дел последней плеяды, в Женеве, где идут переговоры, кажется, подписал такие условия с американцами и другими партнерами, включая Киев, которые Украина в сегодняшнем положении не выполнит. Вопрос для меня состоит лишь в одном: потянем ли мы экономически присоединение Донбасса или нет.
Свободное копирование
