29 декабря, воскресенье. Героем сегодняшнего утра стал знаменитый деятель "левой культуры" Сергей Капков. После славной борьбы за закрытие Театра Гоголя и за открытие Гоголь-центра под руководством Кирилла Серебренникова бывший помощник Абрамовича -- все тот же Капков своим приказом снял показ документального фильма о "Pussy Riot", чем вызвал неудовольствие креативной части населения
Написал это все утром. Подобная утренняя запись иногда "делает" день, который проходит без происшествий. Но сегодня в ироническом смысле писать не придется. Утром в здании железнодорожного вокзала в Волгограде был совершен теракт. Смертник или смертница взорвали себя возле рамки металлоискателя. Много пострадавших, раненых. Это уже второй теракт в городе, первый произошел в октябре. Власть тут же заявила, что выдаст семьям пострадавших по одному миллиону рублей, будто хотела этими деньгами закрыть всем рты
Днем опять с упоением, как в молодости, читал книгу об Ханне Арендт и Мартине Хайдеггере. В первую очередь это, конечно, великие люди, чья жизнь достойна подражания. Как писателя меня восхищает композиция, предложенная НВ. Мотрошиловой, и прием "замедления действия" -- как точно все распределено. Делаю первые выписки. Сначала книга шла трудно, потому что пришлось осваивать основы философии Хайдеггера
"Полагаю, Хайдеггер на сложном, более того, нарочито усложненном языке "Бытия и времени" фиксирует здесь действительно фундаментальный факт: в мире человека, в мире людей -- мы добавим: в социально-историческом мире (о чем Хайдеггер тоже вспомнит позже, в V главе II раздела) -- смерть неизбежно и оправданно воспринимается, переживается, осмысливается уже не только, даже не столько в свете законов, которые раскрывает биология, а в соответствии с законами другого вида"
Если вдуматься в формулу... Какой ужас! Лагеря и расстрелы не только в фашистской Германии. Или еще, это тоже можно и перевести на русский. И как все знакомо
"Ведь личная проблема состояла не в том, что творили наши враги, а как раз в том, что делали наши друзья. И тогда, на волне этой унификации, которая была достаточно добровольной, во всяком случае не исполнялась под давлением террора, [вот что имело место]: вокруг того или иного как будто образовывалось пустое пространство. И я могу утверждать, что среди интеллектуалов такое унифицирующее подчинение стало, так сказать, правилом"