25 августа, воскресенье. Среди всех сообщений значительно только одно: сегодня на Красной площади 10 человек где-то вблизи Лобного места развернули плакат: "За вашу и нашу свободу". Эта акция была приурочена к 45-й годовщине нашего вторжения в Чехословакию, тогда -- день в день -- на Красную площадь вышла группа диссидентов с протестом против этого вторжения. Среди них была поэтесса Наталья Горбаневская, кажется, был также Клод Фриу, но я могу ошибиться. С моей точки зрения, это был самый героический поступок интеллигенции. В сегодняшней группе, которую быстро повязали, снова была Горбаневская. Ее в отделении тут же отпустили. Я помню, как в Радиокомитете и в нашем "Кругозоре" проводили по поводу ввода войск собрание коллектива. Дима Морозов, комментатор и отец знаменитого нынешнего телеведущего, тогда летал в Чехословакию и слал оттуда комментарии. На собрании я выступал и одобрял наш ввод. Голова совсем была забита еще той, казавшейся справедливой пропагандой.
Уехал с дачи в середине дня, в Москве лежал на диване, вечером пришел Игорь, принес еще две перепечатанные главы романа и рассказал о смешном событии, которое случилось на нашем канале "Россия-24". Как человек с компьютером и Интернетом "на ты", он тут же, когда я высказал предположение, что он сгущает краски, отыскал мне этот злополучный сюжет. Но перед этим нужна предыстория. В Америке судят рядового Мэннинга, который предоставил Ассанжу целую кучу секретных материалов. Ему дали 35 лет тюрьмы, мировая общественность возмутилась, но все обострилось из-за того, что рядовой Мэннинг вдруг сказал, что он чувствует себя женщиной, хочет переменить пол, и зовите, дескать, теперь меня Челси. И вот канал пригласил некоего американского журналиста -- я расслышал только его имя -- с просьбой прокомментировать всю эту историю. А дальше я все это видел и записал все, что слышал
В эфире телевизионная студия, милая, в розовой кофточке и с хорошей прической дикторша, мило лепечет по-английски. В кадре же телевизионный экран, на котором молодой мужчина, по-летнему в рубашке и с подтяжками с необычной расцветкой -- радужной. Из-за кадра мужской голос с удовольствием переводит. Предваряя занимательную сцену, сообщаю, что некоего американского журналиста пригласили прокомментировать историю с рядовым Брэдли Мэннингом, который вдруг оказался Челси
-- Джеймс, -- говорит розовая кофточка, -- позвольте задать вам вопрос...
Джеймс отвечает:
-- (звучит имя, которое я плохо разобрал) -- известный в Америке писатель и драматург. Он говорил, что оставаться безмолвным перед злом -- это то, что мы не можем себе позволить. Так что пока я тут, на пропагандистском путинском телевидении, я позволю себе сказать, что думаю, подтянув мои розовые подтяжки. Я предлагаю поговорить о том, что тема геев в России становится запретной, и о том, какие законы принимает ваша Дума. Например, о криминализации гомосексуальной пропаганды. Мы видим необоснованное обвинение гомосексуалистов...
-- Да-да, Джеймс, я поняла, -- кричит розовая кофточка, -- но что вы думаете о Брэдли Мэннинге?
-- Я не буду говорить о Брэдли Мэннинге. Я лучше скажу о гомофобии. Я хочу, чтобы гомосексуалисты в России поняли, что они не одни и могут рассчитывать на поддержку людей со всего света. Мы не останемся в стороне, -- продолжает говорить парень с розовыми подтяжками, а на лице розовой кофточки видится закат ее телевизионной карьеры, -- пока такие отвратительные вещи творятся в вашей стране по указу Владимира Путина
Розовая кофточка решительно вмешивается.
-- Хорошо, я поняла...
Но остановить распоясавшегося молодого человека в розовых подтяжках она не может, он продолжает:
-- Я не понимаю, как вы, журналисты, собираетесь спать спокойно. Вам не стыдно?
-- Джеймс, вы должны прекратить...
-- Все, кто работает на этом канале, должны испытывать стыд...
-- Джеймс, мы просили вас поговорить о рядовом Мэннинге, о приговоре...
Мужской голос, который переводит с английского на русский всю эту перепалку, ликует:
-- Послушайте, у вас 24 часа, чтобы врать о том, что происходит в Америке и в России, а у меня есть две минуты, чтобы сказать все, что я считаю нужным.
Занавес закрывается, спектакль окончен.