28 июня, пятница. Вчера два или три часа, которые оставались у меня до спектакля, провел в приемной комиссии, отдал прочитанные работы -- читал рано утром и предыдущей ночью, -- две работы прочел прямо в комиссии, сидя на диване, и забрал с собою все, что пока поступило к нам на прозу. Настроение грустное, ничего такого вокруг, из чего можно было бы строить семинар, пока все гарнир, иногда и неплохой, но это все не сытное, вкусное и настоящее блюдо. В основном девичьи мечты о любви и неконтролируемые фантазии с волшебными садами, государствами и заколдованными принцессами -- фэнтези, любимое девичье рукоделие. К сожалению, все время трудности подбрасывает нам вольное законодательство и ретивое министерство. Сначала нам сняли существовавший ранее двухгодичный, после школы, рабочий стаж. Это опыт и знание жизни, столь необходимое, в первую очередь для прозы, качество. Потом возник ЕГЭ с его подчас липовыми оценками. Это давало часто возможность непроверенным и сухим отличницам за счет высоких общих результатов и на последней прямой обгонять более талантливых, но неповоротливых. Теперь министерство, создав новые критерии для оценки эффективности вузов, для вузов творческих ввело, как один из показателей, общий высокий балл творческого конкурса. Для меня это означает, что там, где я сразу мог бы поставить двойку, непроходимый балл, я теперь должен поставить в принципе безнадежную, но дутую тройку. Создать лишние для ребенка надежды.
Выехали из Москвы часа в два: за рулем Володя, я плачу за бензин, на СП. -- кормежка и кухня. Заехал на Профсоюзной улице в ненавистный мне банк, СП. снимал отпускные, чтобы потом поменять на евро -- он в понедельник уезжает в Германию, я снял 160 тысяч -- 130 я отдам за тираж Дневников 2012 года. Кстати, две маленькие новости -- Сережа Шулаков, которого я встретил на выпускном вечере, сказал, что написал для Exlibris рецензию и, вроде бы, в ближайшее время газета рецензию напечатает. Вторую новость сообщила мне ЕА., но может быть, я об этом писал. Она видела, как в метро какой-то мужчина читал "Валентину". Я готов подумать, что это моя или чья-либо доброжелательная фантазия, ведь разошлось через торговлю и роздано мною не более пятисот экземпляров.
У Володи после смерти Маши жестокая бессонница, но тут он почти сразу после ужина, вдобавок выпив с соседом и с СП., сразу лег спать и заснул. Внизу в зале, где он спал, мы затеяли смотреть старый фильм Питера Гринуэя "Рембрандт". Опять мощное, сильное по приему и человеческими смыслами кино. Почему мы не можем создать ничего подобного?
В первую очередь здесь, казалось бы, на знакомой академической канве вышиты и абсолютно новые человеческие характеры -- и сам Рембрандт, и Саския. Свою историю Рембрандта зритель все время имеет в виду и понимает, что она рушится. Интересно решены вопросы психологии творчества и создания всеми признанного шедевра. Но у шедевра есть еще и криминальная составляющая. Академическая и заказная живопись становится фактом обвинения. Мороз сквозь кожу продирает от этого бесконечного наслоения. Вдобавок ко всему здесь еще и прием, как бы сцена -- это супружеская кровать на больших деревенских колесах -- в мастерской художника.