12 марта, вторник. Я удивляюсь себе, как умудряюсь проводить семинары, иногда выхватывая интересные и полные мысли буквально из воздуха. Сегодня обсуждали Лешу Рябинина, моего любимого заочника из Волгодонска. Собственно, все о нем сказали сами ребята, я лишь скоординировал многие замечания и все привел к знаменателю. Талант у Леши своеобразный, легкий и потрясающе доброжелательный. Он принимает жизнь и пишет ее фрагменты. Его ближайшая задача -- это, с одной стороны, "собрать" эти фрагменты в определенное поле, на котором, поддерживаемые друг другом, они выявят новый качественный уровень. И продолжать вытягивать свою начавшуюся повесть. Я думаю, он это сделает, но ему так не хватает атмосферы Института, разговоров, общения. Жизнь такова, что приходится бедному Леше работать на бензоколонке. Третий год он ходит в одной и той же курточке, правда, модного апельсинового цвета. Очень выросли Глеб Гладков, Жуков и недавно переведшийся ко мне в семинар Данила.
Днем встретил Павла Басинского. Я рассказал, что восхищен его книгой о Толстом, покаялся. Ведь думал, гнусный завистник, что, когда ему вручили премию "Большая книга", здесь, скорее, имело место доброе отношение к его службе в правительственной "Российской газете". Сейчас, читая книгу, я поменял свое мнение. Какая литературоведческая мудрость, какое редкое умение вчитываться в чужие тексты и анализировать их! Вспомнил добрым словом и Женю Сидорова, который приложил руку к воспитанию Паши. Среди прочего поговорили о "смелом" выкрике Миши Шишкина. Паша, кажется, этим поступком коллеги тоже возмущен. Между прочим, он рассказал -- Паша знает все! -- что недавно ему звонила дочь Арсения Тарковского, писательница. Она будто бы сказала, что нашла в "Письмовнике" "швейцарца" не собственные страницы. Есть также мнение, что кое-какие заимствования были уже и во "Взятии Измаила". Но есть и еще сведения, которые все ставят на место, в том числе и громкие политические выступления. Будто бы Михаила Шишкина номинируют на Нобелевскую премию. Вспомнили поведение некоторых нобилиантов в преддверии голосования. И суету Пастернака, и его переписку. Паша, как я уже сказал, все знающий, цитировал "обмолвочку" Ивана Бунина о якобы антисемитизме Мережковского
Разговор был коротким, потому что я торопился на встречу с Зайцевым в Дом моды. Пригласил меня, а также нашего издателя Елену Эрикссен через Колю Головина сам Зайцев. Я, честно говоря, думал, что тут среди прочего благодарность, немножко вина, расплатятся за книгу и со мной. К моему удивлению, не предложили даже чай. Единственное, дали десяток моих книг из тех двухсот, что бесплатно прислало им в качестве подарка издательство. Пятнадцать минут посидели, пошутили и разошлись. С Зайцевым мы, естественно, расцеловались, он поставил автограф на книге. Какой-то этап моей жизни закончился. Было ощущение, что я никому уже не нужен. Я брал с собою, чтобы носить портфель, Игоря. Он был в еще большем недоумении
Заезжал в "Литературную газету". Отдал два экземпляра своего "Зайцева": один -- для Лени, другой -- для Марины Кудимовой. Юра Поляков, как всегда по весне, уехал за границу лечиться. У них в газете, как мне показалось, какие-то странные изменения. Поговорили с Леней о театре, о балете. Я вспомнил о Жене Маликове, который ушел из газеты. Леня вспомнил о его осенней статье, где упоминались персонажи нынешнего скандала. Женя ведь балет знал как никто. Надо бы прочесть его книгу о танце.
Свободное копирование
