4 января, пятница. Пожалуй, уже выработался стереотип: встаю около семи, кипячу воду, пью крепкий чай, принимаю сначала энап, потом симбикорт, иду занимать место на пляже, ангажирую два лежака под соломенным зонтиком. Тут же светится, ждет чаевых, но не нагло, как в Египте или Таиланде, а по-вьетнамски, опустив долу глаза, пожилой вьетнамец, который выдает полотенца. Возвращаюсь в наш "чайный домик", быстро переодеваюсь -- жизнь здесь из сплошных раздеваний и одеваний -- и иду в бассейн. Бассейн небольшой, проплывал его два раза туда и обратно. Когда возвращаюсь обратно, навстречу персонал -- это уборщицы, садовники, горничные. Как я заметил, их привозят около семи. В три часа, когда иду обедать, на служебном автобусе все уезжают. Отдельно о завтраке и нашем "чайном домике".?
Дня через три или четыре меню традиционного "шведского стола" мне надоедает. Привык я и к прекрасной местной еде. Я пропускаю все мясо -- ветчину, ростбифы и прочее, пахнущее прозекторской: пропускаю все жаренное и вареное мясо с рисом, овощами, рисовой лапшой, а начинаю с большой тарелки ломтей арбуза, папайи, ананасов и неведомых мне по названию тропических фруктов. Потом обязательно идет тарелка корнфлекса с молоком, затем тарелка жареных с рисом овощей, мелкие заедки, вроде кусочка кекса и кофе. После этого я чувствую себя щенком, который пищит, потому что переел, брюхо у него раздулось и ему больно лежать на боку. У меня такой щеночек был, когда я работал лесником в Лапландии.?
В нашем прелестном "чайном домике", я достаточно подробно не смог бы описать просто огромную, открытую с трех сторон террасу, стоящую почти на земле. Крышу с одного бока поддерживают четыре деревянные колонны, с другой опирается на стену дома. Здесь по одну сторону от двери два летних кресла, по другую -- два шезлонга. Но стена и дверь, выходящая на террасу, сплошь из огромных стеклянных листов. Природа вползает своим зленым нутром в комнату.?
На пляже принялся слушать давно записанную у меня на USB-проигрывателе, аудиокнигу Петра Подгородецкого. Это один из участников лучших времен группы "Машина времени". Свое сочинение прежний клавишник ансамбля назвал "Машина с евреями". В книге есть пассаж автора, где он хотел бы, чтобы участники группы назвали девичьи фамилии своих матерей. Это, конечно, текст человека, в известной мере обделенного, в отличие от Макаревича, и славой, и деньгами. Правда, сам автор это отрицает. В частности, Подгородецкий утверждает, что все 150 песен, которые Макаревич зарегистрировал в РАО, -- это плод коллективного творчества прежнего состава "Машины". Есть и другие факты, о которых рассказывает соратник Макаревича, и факты эти вряд ли можно назвать положительными. Образ жизни, который в 1970-е вели музыканты, не вызывает одобрения, довольно гадка, оказывается, наша богема. А как растут быстро люди! Сегодня руководитель "Машины времени" уже пишет открытые письма президенту!