9 ноября, пятница. С утра сел писать главку в новый роман о жизни в Гранатном переулке и о художнице Елене Павловне. Все постепенно разрастается и захватывает все новые и новые подробности. В перерывах что-то делал по хозяйству, разбирал архив, слушал радио. Вот так и собирался закончить день, как внезапно позвонил Леня Колпаков -- у него есть билет в Большой театр все на того же "Ивана Грозного". Оказывается, канал "Культура" после вчерашней премьеры купил весь спектакль и пригласил свой актив, авторов и сотрудников. После спектакля обещали еще и фуршет. Кажется, канал празднует свой юбилей. От соблазна уйти не смог, предположил, что всех увижу. Так оно и случилось. Мой билет?-- я ведь пишу еще и хронику времени, а что будет через десять или пятнадцать лет интереснее деталей! -- так вот, билет в 14 ряд партера самый последний ряд 17-й, на нем стоит с обеих сторон прохода лишь по пять или шесть кресел, обходится зрителю в 6.300 рублей. Увидел, обновил знакомство, переговорил с массой людей. Было интересно, живо, почти молодо.
Но сначала о небольшой сценке, которую видел перед началом спектакля, когда стоял под портиком, ожидая Леню. Мимо меня как-то бочком, бочком, особенно не привлекая к себе внимания, уже пробежал Николай Цискаридзе, тихонечко прошли другие узнаваемые лица большого искусства, как вдруг со стороны РАМТа у портика затормозила большая легковая машина, и начался балет выгрузки значительных лиц. Сначала с переднего места выскочил охранник и подбежал к задней левой двери, потом вышел шофер и открыл заднюю правую дверь. Я ждал американского посла, премьер-министра, жену премьер-министра, наконец, владельца "Норильск-Никеля" или металлургического комплекса Череповца, но это оказался лишь продюсер Пригожин. Выгрузилась из машины и его жена, певица Валерия. Сопровождаемые зонтом, который держал над ними охранник или другое подчиненное лицо, группа прошествовала к входу в театр. Так несут зонт над Патриархом или над Путиным. Большой театр -- это, действительно, Крокус-Сити, никто на эту группу жадных и привычных для них взглядов не бросал.
О самом балете -- как и хорошую книгу, хороший балет надо пересматривать несколько раз -- возникают все новые и новые детали, драматургия, проясняется и становится все надежнее. Если бы научиться так, как Юрий Николаевич ставит свои балеты, писать книги -- одни живые символы, не путаться в быте. Мне показалось, что сегодняшние исполнители ролей Грозного и Анастасии были интереснее, тех, что я видел в среду. Здесь было меньше похожего из "Спартака" и больше русского психологизма. Денис Родькин опять танцевал Курбского. К сожалению, не смог купить в антракте программу и не купил буклета, а когда моя соседка его листала, увидел свою статью.
Из делового -- встретил М. Е. Швыдкого и поговорил с ним о закрытии клуба "Форте", он обещал помочь, взял у меня визитную карточку и обещал позвонить. По этому поводу мы обрабатывали М. Е. вместе с моим соседом Бэлзой -- о клубе Альберта Дмитриевича знает вся Москова. Позвонит ли? Как-то тепло поговорил с тремя, знаю давно, дамами: с Таней Земсковой, с которой когда-то вели "Книжную лавку", с Н.Д. Солженицыной, с которой делал когда-то материал на телевидении, когда она только что приехала на разведку в Россию -- как умна, обаятельна, как проста в разговорах. На меня произвел впечатление ее недавний разговор с Путиным относительно сокращения часов на изучение русской литературы. Это был не разговор вообще, а вполне конкретное суждение -- больше часов, почти солдатское требование. Имеет, между прочим, право. Н.Д. убеждала меня в том, что происходящее в образовании -- это не следствия научного подхода и поиска оптимальных решений, это лишь выполнение поставленных коммерческих задач.
Встретил и Н.Л. Дементьеву, именно она первая мне сказала о моей статье в буклете.
Особый разговор мог бы состояться по поводу фуршета, который по уже возникшей традиции состоялся в нижнем, мраморном зале -- лифты, мрамор, официанты, хорошая еда, ее много. Но как-то я потерял все речи и слова, которые были произнесены. Мы с Леней, Юрой Поляковым и его женой Наташей очень неплохо устроились под лестницей за столиком, в относительном безлюдье. Мимо нас официанты все время что-то носили, и можно было поживиться пирожком или какой-нибудь слойкой. Я нажимал на то, что есть мне нельзя: на блины (добыл и красной икры) и на сладкие разности.
Что-то интересное мы потом говорили с Юрой Поляковым. Он тоже начал писать дневник, но, кажется, по структуре совершенно другой. Говорили о статье Володи Бондаренко по поводу фильма по роману Гроссмана. И в частности об оценках, которые по доброте душевной дает этому роману еврейская интеллигенция. Говорили о том многословии и повторах, которые свойственны Володе Бондаренко. Но это я уже слышал, что Юра отредактировал статью, убирая повторы и навязчивые еврейские мотивы.
В какой-то момент к нашему столику подошел руководитель канала "Культура" Сергей Шумаков -- довольно милый, усатый, как и я, человек. Что-то заговорили о толерантности. Тем более что пару дней назад Путин и... Я вспомнил цитату из Кеннеди, которую выудил у Дзеффирелли: "Политкорректность -- это не что иное, как отвратительный конформизм, настоящий тюремщик свободы мнений и первый враг распространения новых идей".
В балете буквально в том же ряду, где мы сидели с Леней Колпаковым, обнаружил Мишу Трофимова -- режиссера из Питера. Восемнадцать лет назад мы с Мишей делали первое открытие Гатчинского фестиваля "Литература и кино". Теперь Миша уже признанный мэтр, его из Ленинграда вместе с его шефом Беллой Курковой пригласили на праздник канала "Культура"
Свободное копирование
