16 октября, вторник. Две главы романа "Чувствительная" первокурсницы Инны Ивановой, которую кто-то из мастеров не взял в свой семинар, и она досталась мне, не предполагали развернутого обсуждения. Скорее здесь при обычном течении событий предполагалась показательная порка -- дело происходит в Америке, сумасшедший дом, девица, больная аутизмом, следователь, который что-то расследует, а потом ее похищает -- начинается почти "Лолита", но пока без секса. Полный набор того, чем пользуется современная массовая литература. Но это все со всей строгостью должен был сказать я. Я поступил наоборот, вызвал к доске девочку (кстати, милый, бойкий и необидчивый ребенок) и попросил семинаристов задавать ей вопросы. На основании этих вопросов из аудитории я выписывал, формулируя, на доске основные штампы и общие места. После этого очень интересно выступили Семен Кузнецов, Маша Поливанова и Ирина Усова с подробными рецензиями. Семен -- будто словил то, что я хотел сказать -- для первого курса это очень неплохо.
Как обычно, я перед семинаром, для разминки, произнес небольшую речь. На этот раз она состояла из трех частей. Вначале об истории, случившейся со мною, когда я ехал на дачу и хотел быстренько проскользнуть по обочине мимо медленно рассачивающейся пробки. И каждый раз впереди идущий дорогой автомобиль чуть выдвигался вбок и мне этого не позволял. Причем этот принципиальный водитель и сам не стремился обойти всех без очереди. Я сразу понял игру и пристроился сзади. Но то же он каждый раз делал все с новым и с новым бойким автомобилем. И все пристраивались потом в общую очередь. Как этот эпизод трактовать и как свести его к литературе, я не знал. В этом и признался. Довольно много потом говорил о романе Буйды "Синяя кровь", а в частности, еще и читал отрывок о холодном рационализме настоящего художника. Третьим эпизодом стал мой рассказ о том, как надо себя вести молодому художнику при первых публикациях. Здесь пришлось воспользоваться собственными примерами. Это я рассказывал, имея в виду Мишу Тяжева. Миша предполагал, что его с его новой повестью, которую я похвалил и которую сейчас лоббирую, внесут без поправок в журналы, а там сделали замечания. Миша, как любой художник, нервничает, бьет копытом.
В разделе семинара, который я бы назвал "три случая за неделю", Юра Суманеев очень интересно говорил о новом нобелианте китайском писателе Мо Янь. Сам мальчик дошел, что Нобелевская премия по литературе -- это всегда политика. Мы с ним -- для назидания всем -- прошлись по всем русским "нобелям". Правда, китаец свою получил с блестящей формулировкой: "За его умопомрачительный реализм, который объединяет народные сказки с современностью".
Вечером, где-то в десять, по "Культуре" стали показывать "Игру в бисер". "Играли", как я писал, с романом Хемингуэя "Фиеста". К моему удивлению, из того немногого, что я говорил, вырезали, кажется, только "пейзаж". А это -- ловля форелей, роща, обстановка, необычная испанская природа. Еще одну "познавательную" сторону романа, что так любит публика. Мое очень острое начало, давшее начало спору -- может быть, не специально замысленное, но так уж у автора получилось: отрицательный герой еврей, как и положено американской традицией той поры, когда антисемитизм в Америке цвел. Положительный герой -- любящий импотент, основная героиня -- леди, спавшая со многими, и в конце изменившая с мальчиком. Чем не канва для любого сегодняшнего коммерческого романа? Все дело, конечно, как эта канва прописана! Я, конечно, был достаточно косноязычен, но не пулял готовыми абзацами из учебников и монографий об истории романа. Тут же мне во время передачи позвонила Н. Л. Дементьева -- ах, ах, как ты хорош! Чуть позже пришло из Норильска письмишко от Саши Ханжина: "Дорогой Сережа, рад был увидеть тебя в телепередаче "Э. Хемингуэй "Фиеста". Выглядел ты симпатично и сказал мало, но очень хорошо. Счастливо! Обнимаю. Слава". Позвонил и Владислав Александрович Пронин, сказал, что, если бы я еще избавился от лишних слов... Но избавиться я не могу, потому что никогда не готовлю речей и цитат. С точки зрения Пронина, лишним в квартете оказался Веллер. Ну, здесь уже ничего не поделаешь, правда, когда начинаешь "раздевать" его напористую речь, то вряд ли услышишь что-то новое и самим изобретенное.
Наверное, до часа после передачи редактировал словник к "Дневникам-2006". Потом лег спать и еще видел куски какого-то иностранного фильма о Робинзоне Крузо. Смотрел фильм уже под некоторым другим углом -- вот он, герой эпохи протестантизма. Я, кажется, становлюсь учеником профессора Евгения Жаринова.
Свободное копирование
