27 сентября, четверг. Не без упоения, как только проснулся, дочитывал книгу Дмитрия Орехова. Все волшебным образом переменилось, и теперь увлекает не только этнография, прекрасное, последовательное письмо, но и определенный житейский смысл: победа досталась не тому, кто начал, кто придумал и изобрел. Все очень похоже на сегодняшний день.
В двенадцать дня в театре Сатиры показывали для общественности новый спектакль, премьера которого состоится завтра или послезавтра. Это по пьесе Николаи "Реквием по Радамесу" -- облегченная, однотонная, но для широкой публики увлекательная пьеса. Играют три знаменитые не очень молодые женщины -- Елена Образцова, наша оперная примадонна, которая, покинув оперную сцену, ушла в драму, Вера Васильева, известная еще со времен кинокартины "Свадьба с приданым" и неувядаемая пани Моника -- Аросева. Сюжет, конечно, бредовый -- две знаменитые оперные дивы и меломанка в доме для престарелых. Обе примадонны любили когда-то знаменитого оперного певца и стали и участниками и свидетелями его гибели. А от меломанки, как оказалось, он имел ребенка. Гвоздь постановки и пьесы -- пленительное сведение счетов и выяснение, кто лучше пел. Ставил все Виктюк, который начертил общую структуру. Для поддержки великих и дерзких старух вывели табунок мальчиков, которые сначала бегали по сцене в майках с портретом худрука театра Александра Ширвиндта, а потом в легкомысленных рубашечках. Как безошибочно действующий в любом спектакле фактор -- постоянно во фрагментах гремела оперная музыка и звучали голоса великих певцов. Иногда своим записям Елена Образцова талантливо подпевала. Я сидел близко, и, когда Образцова из зрительного зала в роскошном туалете под аплодисменты в начале спектакля пробиралась к сцене, я впервые так близко на живом человеке увидел такую выдающуюся коллекцию драгоценностей. Бриллианты сияют, в отличие от камней Сваровски, особым и неповторимым светом.
В четыре состоялся ученый совет с вопросом о наборе. Оксана, а вслед за нею и ректор прославили свое неповторимое умение с барабаном и флейтами. Я, по обыкновению, высказал то, что думаю. Приводя цифры, забыли, сколько народа ушло, и забыли, что на заочное отделение брали практически всех. Я также говорил о том, что необходимо вернуться к старой системе счета баллов по семинарам. Надо идти по тому же пути, что и театральные вузы и консерватории. Мне отвечали, что они в Министерстве культуры, а мы в Министерстве образования. Бог нашей институтской администрации -- это бюрократия и буква. Вставшая после меня
И. И. Ростовцева приводила примеры неравномерного распределения студентов между мастерами. Из эгоистических соображений отдельные мастера завышают оценки. Я вспомнил, как на апелляции О.А. Николаева, несмотря на мое предупреждение этого не делать, повысила оценки одной абитуриентке-заочнице, а потом отказалась ее брать. Грустное у меня впечатление от всего этого.
Совет, как всегда, безмолвствовал.
В Институте тихо-тихо выполняют указания министерства -- освобождаются от арендаторов. Невероятно нервничает Альберт Дмитриевич: в столовую вложены огромные деньги. Я так надеюсь, что наши руководители что-нибудь изобретут.
По второму вопросу повестки дня -- книгоиздание -- мне пришлось говорить о проекте "Проза заочников". Но вот что любопытно: сколько бы мы и чего не говорили, в институте ничего не решается. Проект провален.