5 июня, вторник. Утром доделал, наконец, интервью, вечером отошлю все Максиму.
Как всегда, все перепутал и к трем часам поехал в Институт, защита не состоялась, она только завтра. Но встретился с Юрой Беликовым, приезжавшим на один день в Москву. Он немножко пополнел, все так же энергичен и прям. Передал Юре книгу о Вале, а потом пошел обедать в нашу столовую с начальством.
В пять в Геологическом музее состоялось заседание клуба. На этот раз гостем был протоиерей Всеволод Чаплин. В музее выставка скульптуры -- я ее посмотрел после заседания -- все это для очень богатых интерьеров: позолоченная бронза, металл, много блеска. Столы поэтому расставлены несколько по-другому. Чаплин говорил в микрофон, слышно было плохо. Его доклад назывался -- "Церковь и общество. Проблемы, дискуссии и сотрудничество". Я задал протоиерею три вопроса, упаковав все в небольшую речь:
-- В своем выступлении вы очень много уповали на помощь телевидения в христианском просвещении масс. Раньше церковь ограничивалась амвоном и словом священника. Меня несколько смущает подобная постановка. Не смогли ли вы эти сомнения развеять?
-- Вы много говорили о божьих карах, которые нас ждут за неправедные поступки. Не кажется ли вам иногда, что церковь значительно суровее Господа Бога?
-- Теперь, сказал я, вопрос, который вам, наверное, задавали неоднократно: о молодых девушках и молодых матерях, которые побесчинствовали в Храме Христа Спасителя. Почему церковь уповает на мирские власти, а не применяет свою силу? Например, отлучение от церкви. Прожить жизнь, зная, что ты лишен покровительства Господа Бога очень трудно, почти невозможно.
Опять то, что протоиерей Чаплин говорил, было очень плохо слышно, я запомнил: кары, которые упомянуты в Ветхом Завете, значительной сильнее, чем в Новом. Или наоборот?
После заседания очень хорошо кормили, особенно вкусна была баранина, которую я ем очень редко.
Вечером позвонила Лариса Георгиевна Баранова-Гонченко. Завтра, в день рождения Пушкина коммунисты проводят свой митинг, посвященный его дню рождения и сохранению русского языка. Я отнекивался от выступления, Пушкин не совсем моя тема, потом все-таки согласился. Буду думать, заодно посмотрел, чем так все же недоволен верный, как Руслан, Костырко.
"Да, я знаю: из-за того, что русская монархическая элита отказалась идти на службу большевикам, Ленину пришлось мобилизовать местечковое еврейство. И полтора миллиона евреев поняли, что их судьба зависит от того, устоит ли Россия. И они бросились на защиту советской России с яростью племени, которое получило громадную власть над этим государством. Но революция происходила с двух сторон: не только со стороны заговорщиков-революционеров, но и со стороны народа. Народ хотел перемен в не меньшей степени, чем заговорщическая элита". Ну это, предположим, мы уже читали, и этот тактический план В. И. Ленина хорошо историкам известен. С. Ю. Куняев повторяет то, что уже давно стало достоянием общественности. Но вот еще один пассаж на знакомую тему и тоже много раз в Интернете проходивший.
"Двадцать лет органами госбезопасности руководили революционеры еврейского происхождения. Вот все кричат: "ГУЛАГ-
ГУЛАГ-ГУЛАГ!" А кто стоял во главе ГУЛАГа? В тридцать седьмом году -- Ягода, а у него -- три заместителя: один по фамилии Берман, другой -- Раппопорт и третий -- Плинер. Двадцать седьмого ноября тысяча девятьсот тридцать шестого года в газете "Известия" опубликовали указ о награждении комиссаров госбезопасности первого, второго и третьего рангов орденами боевого Красного Знамени, Ленина и так далее. Их было сорок четыре человека. Из них двадцать один, то есть практически пятьдесят процентов, -- люди еврейского происхождения. Это верхушка ГУЛАГа.
Это комиссары госбезопасности -- высший орган карательной власти. А на всех остальных -- русских, азербайджанцев, грузин, латышей, литовцев, украинцев -- приходились другие пятьдесят процентов. Такова история русской революции. И поэтому, когда в тысяча девятьсот тридцать седьмом году это неравновесие в ЧК-ОГПУ-НКВД Сталин исправил, для либералов, особенно -- еврейской ориентации, тридцать седьмой год стал самым кровавым и трагическим годом в истории России".
К этому уже я, пытаясь сохранить некую объективность, могу добавить лишь следующее: а кто доносы писал друг на друга? Кто, не переставая, жаловался? На соседей, потому что у них на три квадратных метра площади больше? На начальника, потому что у того дома в борще была наваристая кость, на сослуживца, потому что его жена ходит в шелковом платье? Давид Самойлов замечательно в свое время сказал: "Ах, русское тиранство -- делитантство". Но продолжим проверять Куняева и Беликова на верность линии "Нового мира", в лоне которого и воспитывается наш горячий Костырко. Опять С. Куняев. На этот раз он говорит о писателях.
"Приведу небольшую цитату из книги "Жрецы и жертвы Холокоста", где я полемизирую с Марком Дейчем: "Так что честь советского еврейства в разборках на тему "Кто виноват" спас из писателей, может быть, единственный праведник Юрий Домбровский. Да ещё в какой-то степени Валентин Катаев, если вспомнить "Уже написан Вертер" (после чего он был объявлен антисемитом). Остальные -- Борщаговский, Гроссман, Чуковская, Хенкин, Галич, Разгон (да несть им числа!), ну и конечно же Дейч с Резником, -- эти десятилетиями надрывались, чтобы всю кровь 1930-х годов взвалить на русского человека, на "вологодский конвой"...
И наконец, последнее, и я, и Куняев можем спать спокойно, литературу оставили нам.
"Я думаю, что, поскольку умная часть современного русофобствующего еврейства поняла, что печатная продукция и толстые литературные журналы нынче не властвуют над умами -- сейчас над умами властвует телевидение, все главенствующие позиции были захвачены в "ящике". Возьмите любые программы: там -- Якубович, Познер, Прошутинская, Соловьёв. . . Я говорю только о тех, о ком знаю определённо. Если взять двадцать более или менее популярных телепередач -- это даже хуже, чем в тридцатые годы в НКВД. Там было лишь пятьдесят процентов. А тут -- все семьдесят-восемьдесят".
Свободное копирование
