3 февраля, пятница. Как добросовестный хроникер, говорю: поездка в Петру обошлась каждому из нас по 300, без малого, долларов на человека. Во-первых, конечно, эти деньги ничего не значат. Я сравниваю с бесценным, что мы увидели в этой поездке. Во-вторых, эта значительная сумма позволяет задуматься, что же такое индустрия туризма, как много она может означать в экономике страны. Ну, в данном случае двух стран. Для того чтобы увидеть легендарную Петру, надо из Израиля выехать и оказаться в другом государстве, в Иордании, а потом снова вернуться в Израиль. За таможенные услуги, как нам сказали, отдельно пришлось заплатить по 55 долларов с человека. В чью казну эти доллары попали, я не знаю, но это не пустые деньги.
Я ошибался, когда по дороге из аэропорта в отель? объяснял С.?П., что кромка беленьких домов и поселков, которая идет по стороне долины, где уже Иордания, это сплошная нищета. Я предполагал, что здесь скудная жизнь крестьян и скотоводов. Как только рано утром мы пересекли границу, пройдя не такие уж простые формальности, я убедился, что мое знание о жизни страны -- книжное и воспитанное нашей пропагандой. Вспомнил, и как довольно уничижительно во время первой "ознакомительной" экскурсии наш гид рассказывала о стоящем напротив Эйлата иорданском порте Акаба. И порт, и город Акаба -- это свободная зона, а сам город (впечатления, когда мы уже возвращались из экскурсии и останавливались в нем уже поздно вечером) не сильно уступает Эйлату. Кстати, и многое другое в жизни и этой страны, и вообще Востока -- это плод чьей-то дефамации. И на иорданской части Мертвого моря стоят химические заводы, все же большая часть этого моря принадлежит Иордании. Здесь, в Иордании, тоже есть прекрасная горсть отелей, где лечатся этой водой и этой целебной грязью. Но это все общие соображения -- пока наш автобус мчится по скоростной магистрали в глубь страны. Параллельно шоссейной дороге идет железнодорожный путь, по которому из Иордании вывозят драгоценные для сельского хозяйства фосфаты. По запасам и добыче фосфатов Иордания находится на одном из первых мест в мире. Железная дорога построена еще турками, чтобы возить паломников из порта Акабы в Мекку. А что касается дорог шоссейных -- это в основном местная "самодеятельность" -- это сделали инженеры-железнодорожники, учившиеся в основном в Советском Союзе. Наш иорданский гид Мухаммед, плотноватый мужик лет 45-ти, уже в постсоветское время учился на Украине и получил специальность менеджера по туризму. Он не глуп, как видим, образован, и не только по диплому, его русская речь свободна, хотя и не совсем правильна. В тех сведениях, которые он дает, много исторической науки, а не сказочных вымыслов.
Горная часть Иордании оставляет ощущение невероятной мощи природы. Так измять, буквально как бумагу, тяжелые складки массивных хребтов не подвластно никаким земным силам. Боюсь, что не подвластно это и силам атомным. Никаких растений, живая только дорога, пробитая в этих местах непонятно как. Как автомобилист, я подметил, что дорога тщательно ухожена, все трещины залиты битумом. Опять невольно вспомнил нашу жизнь, у нас дорога от одного ремонта до другого, а тем временем трещины разрастаются, выбоины расширяются, а деньги, отпущенные на повседневный ремонт, раскрадываются. Я не уверен, что этот дикий горный пейзаж я могу сравнить с чем-нибудь подобным и доступным моему воображению. Такая мощь, космическое безлюдье и самоотрешенность не достижимы ни нашему Кавказу, ни даже Памиру. Впрочем, я видел и Тибет. Здесь совсем другое -- непослушное, самостоятельное, дикое и отчужденное от человеческой жизни.
Через горную часть, все время как бы поднимаясь, машина мчит, пока не въезжаем на удивительное плоскогорье. Это пустыня с легендарным названием, таким же как в Израиле Негев. Огромное плоскогорье, разрезанное долиной, по которому раньше протекала полноводная Иордань. Сравнение этого участка нашего пути и местности уже найдено до меня. Это пустынное, мрачное даже под солнцем и сейчас холодное пространство усеяно отдельно высящими скальными образованиями, именно отсюда, думаю, -- "лунный пейзаж". Слова эти произнесены нашим гидом. Лунный пейзаж величествен каждую секунду своего существования, когда ты проносишься мимо него, но он не живет в конкретных деталях. Он удивляет, пугает, поражает, как некоторое абстрактное начало или вечность. Вечность, как категория внечеловеческая, всегда пугает.
Гид показывает отдаленную гору с небольшой белой точкой на макушке. Это мечеть над могилой одного из библейских персонажей, брата Моисея -- Ааарона. Путь на вершину этой горы, по словам гида, занимает 4,5 часа.
Где-то здесь на сходе с этого горного плато, в его середине-- весь 250-километровый путь запомнить невозможно -- первая торговая по пути к Петре и в глубь Иордании точка. В голом каменном месте большой крытый рынок. Сразу и магазин, и буфет, и туалет. Судя по огромному набору вещичек и сувениров, которые могли бы приглянуться нетребовательному туристу, этот центр торговли и гигиены рассчитан исключительно на приезжих. Торговля здесь от одного туристического автобуса до другого. 20 минут -- техническая остановка. Я довольно долго хожу от прилавка к прилавку. Мне этот этнографический музей дает возможность понять, чем и на что живет народ. Наконец, я подхожу к большому прилавку с кольцами, браслетами, перстнями, серьгами. Все из серебра, не очень дорогое, но сделано по неповторимо индивидуальным лекалам. Бирюза, какие-то желтые камни, серебряные кружева оплеток и оправ. И тут внезапно сердце у меня замирает -- входит тупая игла. Я вспоминаю о Вале, ее кольца и браслеты, которые я раздал после ее смерти. Все это до сих пор стоит у меня перед глазами. С.?П., который тоже бродит где-то рядом, подходит ко мне -- он тоже, глядя на эту витрину, вспомнил о В. С.
Теперь Петра -- этот удивительный комплекс, созданный союзом человека, сделавшего невероятное, и природой, только чуть пошалившей. Природа чуть, по каким-то внутренним швам раздвинула огромный горный массив, человек обжил и освоил пространство между скалами. Одно немедленно стало ясно: наше телевидение, бессчетное количество раз показавшее и главную достопримечательность этих мест -- храм "Сокровищницу", совершенно не в состоянии передать ни величия этих мест, ни величия человеческого гения.
В природе человека есть стремление умолчать о самом дорогом и откровенном. Видимо, человек останавливается, не способный передать величие прочувствованного. Я тоже не могу адекватно описать то, что я видел, хотя, кажется, забыть ничего не смогу. Повторяю, видел я за жизнь, пожалуй, очень многое. Приблизительно два километра шли мы по очень узкому ущелью, которое вело во вход, а может быть, и выход в удивительный город. В начале этого ущелья в скалах были видны тщательно отделанные входы в пещеры. Это были гробницы. Здесь тоже возникал вопрос: почему ни в одной из гробниц археологи не нашли ни одной человеческой кости? Или: как люди могли жить в такой удивительной близости к мертвым? Но это уже не для моего носа. По словам нашего гида, существует 26 версий истории происхождения и бытования этого города.
Ущелье расширилось до довольно большой площади. В одной из скал (в них площадь, как в колодце) был вырублен в отчетливо римско-греческом стиле огромный, высокий и глубокий храм. По недомыслию аборигенов, впервые после пяти веков забвения в песках открывших этот храм, они решили, что в некой вазе, в сферическом украшении, венчающем постройку, они найдут казну правителя. Начали стрелять, что-то покололи, испортили форму. Покинув эту площадь, ущелье недолго продолжалось, демонстрируя все новые и новые места захоронений и молений. А потом открылась широкая долина. Ну, здесь была атрибутика целого римского города. Широкая улица с крытой галереей, несколько огромных храмов. Кое-что, и не малое, в этой долине было расчищено за счет американских денег, которые не так прилипают к рукам американских миллиардеров, как у наших. В городе, по подсчетам, проживало около 30 тысяч человек, а 9 тысяч зрителей помещалось в местном театре. Все как привычно, как я видел в Афинах, в Трое, на Сицилии и в Испании.
Вот именно у театра характер нашей экскурсии изменился. Еще раньше нам предложили: возвращаться или пешком по тем же местам и через то же ущелье, по которому мы уже шли, к началу пути, или -- туризм и коммерция неразделимы -- за сто шекелей с каждого носа сеть верхом на ослика и отравиться через раскопки наверх к месту общего сбора. Но это уже совсем другие мысли и совсем другие виды.
На осликов мы садились у античного театра. Ослик подводили к одному из фрагментов античной колонны. И с него уже надо было взобраться в седло. Пришлось вспомнить юность -- я тогда ездил верхом в каком-то клубе проката на Бегах в Москве. Наконец, самое последнее. Не очень богатые, по крайней мере значительно беднее, чем американцы, иорданцы начали расчищать это ущелье, в котором заблудилась древняя Петра, еще в 60-х годах. Все было засыпано песком на 5--9 метров. Но ведь дорыли до римских мостовых, до водопровода, который шел по бокам ущелья. Но сколько же народа теперь кормит этот туризм!
Свободное копирование
