18 января, среда. Опять приходится начинать с газетной информации. Утром вынул из ящика газету. На первой странице "Проект. Минюст избавит российские законы от норм времен СССР. СОВЕТСКОЕ НА ВЫНОС". Не читая еще статьи, подумал, что этого надо бы простым гражданам остерегаться больше всего. Уже практически вынесли бесплатное высшее образование, бесплатную медицину, бесплатное распределение жилья, бесплатное курортное обслуживание, полярные надбавки к зарплате и многое другое. Писателям и людям творческого труда надо остерегаться "выноса" их льгот на дополнительную площадь. Эту льготу утвердили еще, кажется, в 1937 году.
Из других газетных новостей это "Литгазета", которая напечатала несколько статей о нашем премиальном процессе. В том числе и разгромную статью на новое произведение собирательницы почти всех наших премий Ольги Славниковой. Достаточно убедительно. Можно только поражаться, с одной стороны, бесстыдству писателей либеральной клики, с другой -- грустной лояльности, с которой наши писатели патриотического лагеря относятся к их творчеству. Все находим какую-то закономерную справедливость.
Что меня и радует и восхищает, это внезапно возникшая переписка с Олегом Павловым. Он, кстати, упоминается в статье в "Литгазете" нашего выпускника Березина. Именно Олег отнес в "Новый мир" небольшой рассказ Березина "Риф". Я до сих пор помню этот, очень плотно написанный, "кубинский" рассказ. Просто поразительно, как с Павловым мы одинаково многое чувствуем, и как наша литературная общественность обходится с нами. Надо бы отвечать им тем же. Ну, я и цитирую письмо Олега Павлова. Цитирую ту его часть, где он пишет о моем предложении подумать, не захочет ли Павлов у нас преподавать, если освободится место.
"Последнее, раз уж самое важное, то есть про Литинститут... Я очень тронут вашим предложением. В деньгах и положении я в общем, слава Богу, не нуждаюсь, но всё мне очень дорого там, даже не объяснишь как. В последние годы я только и делаю, что веду мастер-классы и прочее, отсюда столько поездок, востребован -- но не в России. И приходят грустные мысли: что просто кого-то развлекаю, не более. Чужая почва, всё чужое. Но и вести семинары в Липках я отказался, скажем, из-за того, что Липки стали чужим мне по духу литераторским клубом. Литинтитут -- да, родное. Столько взял сам -- и могу, ну и даже должен вернуть, отдать".
В своем письме Олег Павлов тепло отзывается о моих Дневниках. Он все-таки признанный метр словесности и даже, в отличие от меня, уже не нуждается в работе, которую я боюсь бросить. Для меня это лестно, и не думаю, что Павлов с его начитанностью здесь лукавит.
"От вашего "Дневника" не отказался бы, принял бы с благодарностью -- да, я читал его в сети, почти все выпуски, которые находил. Похож он в чём-то на дневник Островского (не комсомольца -- а русского нашего Шекспира), по типу, по мышлению: множество бытовых подробностей. Этот дневник есть в полном собрании его сочинений. Я, кстати, "Дневник ректора" ваш купил, есть в моей библиотеке. Не знаю уж почему, но читаются как детектив: медленное течение частной жизни".
Дневники Павлову я уже послал.
Весь день перепечатывал остатки рукописи моих воспоминаний о нашей с Валей жизни и смотрел кино. Это фильмы, которые мне принес на дисках Игорь. Собственно, из трех фильмов посмотрел два -- "Императорский клуб" и фильм, в названии которого есть слово "Бархат". Полагаю, что все это фильмы знаменитые. Что касается "Бархата" -- это наверняка, здесь проблема молодежи, судьба рок-певца, сексуальная доступность и все прочее. Для меня это еще и взгляд на современную молодежную культуру. "Императорский клуб" -- это американская элитная школа, быт, учитель, сытая и удобная атмосфера для учения и самоусовершенствования. Здесь еще и много для меня интересного о преподавании римской истории.
Событием дня стал вечером звонок Олеси Николаевой. Оказывается, Варламов не прочь бы баллотироваться на должность ректора. Конечно, этой работы, как и любой административной, он не знает, но "если бы С. Н. ему помогал и советовал, он бы ректором быть готов". Я объяснил О. А., что самое главное во всем этом, это та таинственная атмосфера, в которой наши выборы проходят. Ректор своим стремлением придать всему таинственность, видимо усвоенному в институте военных переводчиков, где он в молодости учился, поставил всех в сложное положение -- никто, кроме него и его присных, к выборам подготовиться не успел. Никто не знал, что год назад ректору договор подписали только на год, потом на собрании три месяца назад он внушил всем, что ему срок продлят, а когда не продлили, он опять промолчал.
Мы не успели ни подготовиться, ни как следует переговорить. В сложившейся ситуации мы смогли лишь остановиться просто на человеке честном и порядочном, который не станет тянуть одеяло на себя, -- это Стояновский. А теперь, ответил я О. А., все уже поздно, итоговый, по выдвиженцам, ученый совет уже состоялся.
Свободное копирование
