24 сентября, четверг. Я опять утром совершил прежний маршрут: двумя пересадками на метро до "Сходненской", а там меня уже ждал Валера. На его машине поехали в Дубну. Если можно назвать похороны близкого человека мероприятием, то главное и основное в нем -- наконец-то видишь почти в полном сборе свою родню. У Анатолия много родни; уже шесть внуков и даже правнучка. У всех, даже у не вполне русского мужа одной из его внучек, Рустама какая-то общая генетическая "мордатость". Все очень похожи друг на друга. Анатолий умер во вторник, через неделю после того, как я у него побывал. Оправдались трагические предположения моего племянника Валерия, а не моя вера в чудесное.
Покойного отпели в морге больницы, куда его после смерти забрали. Потом уже другой священник провожал на кладбище. Хоронили не в Дубне, где Анатолий много лет жил, а на городском кладбище в Дмитрове. Здесь похоронены родители его жены Светланы. С тайной грустью наблюдал я за всем этим. Какое родовое гнездо, как сердечно и достойно похоронили, какое замечательное и сухое место на самом кладбище, почти у самых ворот. У меня-то такого уже не будет, да и горевать обо мне будет некому.
Ценность для меня всего этого обряда заключалась в том, что на этот раз я стоял близко от священника и мог отчасти распо-знать высокие и справедливые слова, которые он говорил. Главное -- не просить прощения у покойного и не искать в себе к нему сочувствия, а, выказывая любовь к нему, просить прощения за него у Господа. Постоянно во время этих похорон вспоминал Валю; с ее уходом буквально погибаю и я.
Еще в машине по пути в Дубну Валера, который вообще любит поговорить, очень умно пересказывал мне некоторые соображения, касающиеся экологии веры нынешнего Патриарха. В частности, мысль о многочисленных суевериях, которые порой царствуют в нашей повседневной жизни. Где и в каких древних книгах написано, что надо занавешивать зеркала, когда в доме покойник? Сегодня священник сказал, что и верующим и неверующим, крещеным и некрещеным Господь даровал после смерти жизнь бессмертную, но по делам его. Кстати, я где-то читал, что именно православная религия определяет человека не по вере, а по делам. Это тоже вроде бы говорил Патриарх.
После похорон пришлось снова вернуться в Дубну на поминки. Они проходили на закрытом предприятии, где Анатолий работал. Там делали и создавали приборы для нашего подводного флота. Здесь сегодня тоже грустная статистика: раньше работало 4 тысячи человек, теперь осталось четыреста.
Вернулся в Москву и принялся продолжать читать роман Курчаткина. Дочитал до середины и заглянул в конец. Проза эта, как и сам Курчаткин, очень важная и одновременно расслабленная. Все растянуто и с каким-то длинным, многообещающим, но не проявленным смыслом. А практически -- о жизни верхних этажей нашего безумного общества, которой Анатолий Николаевич не знает. Не Бальзак. Поначалу все как-то резво начиналось, и даже вдруг проявился не свойственный Курчаткину, как известно, пострадавшего от покойного Осташвили, мотив. Это буквально на второй странице, когда автор описывает билетную мафию, существовавшую в Москве, в театры и на концерты. "Во главе спаянной команды, отхватившей себе три четверти билетов, поступивших в продажу, стоял ясновельможный пан Ян (впрочем, спустя несколько лет, уже в новые времена, оказавшийся будто бы евреем и слинявшим на социалку в Германию)..." Да, как он такое посмел... Однако...
Внимание! Дневники Сергея Есина, обнимающие пространство с 1985-го, издаются и в книжном варианте. Их можно приобрести, позвонив по телефону 8 903 778 06 42.
Буквально в самом начале Курчаткин представляет и знакомит всех своих героев в консерватории. В качестве еще одного представителя специфической интеллигенции здесь выступает даже покойный Андрей Миронов, но это частность.
"Обладатель толстого кошелька, с застывшим выраже-нием похмыкивания на лице... представился:
-- Андроник. Имя такое. Уж извините.
-- Ничего. Бывает, -- милостиво простил ему Рад. -- Мы с вами, можно сказать, одного помёта: Радислав.
-- Радислав, Радислав, -- размышляюще произнес их неожиданный сотрапезник. -- Чех, что ли?
-- Еврей, конечно, -- сказал Рад, отнюдь не горя жела-нием углублять общение с этим случайным типом, у ко-торого вдруг оказался кошелек, набитый дензнаками.
-- Бросьте, бросьте, бросьте, -- с видимым удовольст-вием заприговаривал, однако, их сотрапезник. -- Чтобы еврей -- и Ради-слав? Так не бывает.
-- Бывает, -- отрезал Рад".
Радислав и Андроник с прекрасной фамилией Цеховец так потом и будут действовать во всем романе. Мне кажется, что это новый вид беллетристики для класса, который чуть выше читателей Донцовой. Жизнь здесь хотя и не без опасности, но красивая. Естественно, есть атрибутика благородной рекламы -- роман вошел в Лонг-лист премии "Русский Букер" за 2007 год. Это тоже надо взять на вооружение, я всегда расценивал подобное место в конкурсе как поражение. Я ведь тоже со своим "Марбургом" сидел в Лонг-листе, но приемов, чтобы понравиться смелому жюри, не предъявлял. Хороша и аннотация. Я ведь люблю печатать чужие аннотации.
"Цунами" -- выразительный и динамичный рассказ о времени и о судьбе чело-века, роман-аллегория, роман-предупреждение. Герою, математику по обра-зованию, мечтавшему в юности об университетской преподавательской карь-ере, в новое время (девяностые годы ушедшего века) приходится стать пред-принимателем. Но карьера не складывается, столкнувшись с бандитами, он оказывается на краю гибели. Справиться с этой ситуацией сам он не может, надеется на помощь друзей. А друзья не спешат... Действие романа происхо-дит в России и Таиланде, куда поиски помощи забрасывают героя..."
Таиланд, где я побывал несколько раз, меня совершенно не вдохновил, а вот собрание диссидентов где-то в Москве, где они образовывали новую партию, -- это, пожалуй, интересно. На какое место в списке рейтинга мне ставить этого известного мастера прозы, я просто и не знаю. По крайней мере, за заслуги он должен войти в короткий список "Москва-Пенне".
Свободное копирование
