30 августа, воскресенье. Ночью же, когда наступила бессонница, добрался до седьмого номера "Нового мира" и прочел крошечный рассказ Олега Зоберна "Жертвы объема". Каким-то невольным образом этот рассказик связался у меня и с романом Сережи Самсонова,и с собственным так называемым творчеством. Это диалог некоего покупателя-заики и молодого продавца в книжном магазине.
" -- Унылые произведения, -- продолжает заика. -- ни уму ни сердцу. Романы ва-васновном. А все просто, вот тебе, ба-ба-баловень судьбы, рецепт востребованного сейчас романа: пе-первое -- проекция экспрессии, второе -- контроль над ре-ре-рефлексией, а третье -- поклонение объему... Словесность на-надо спасать.
Леша успокаивает себя, думая, что это всего лишь неизбежная часть работы -- терпеть темных личностей, и, по-прежнему не подавая виду, что раздражен, спрашивает:
-- А как ты хочешь спасти словесность? Ввести цензуру?
-- Нет, ба-ба-баловень судьбы. -- Заика нахмурился. -- Не цензуру, а редактуру. Большую. Ты же ничего не имеешь про-против редакторов?
-- Ничего, -- отвечает Леша. -- но не надо искажать значение слова "редактор", это неправильно.
-- Тогда что правильно? -- не унимается заика. -- Правильно, ка-кагда объем повсюду и губит смысл? -- Он наугад берет со стеллажа толстую книгу в черной суперобложке и трясет ею. -- Вот па-па-пасматри! Теперь каждая сволочь на-наровит роман написать!. . В будущем критики назовут большую часть са-са-савременных писателей "жертвами объема". Понял, ба-баловень судьбы?"
Мне показалось, что это почти гениальный анализ современного состояния литературы. Ночью же прочел очень ловкую статью С. Ю. Куняева в "Нашем современнике" "Истерика пана Помяновского" -- в ней не только сражение с польскими антирусскими СМИ, но и романтическая битва Куняева за некоторую объективность в восприятии истории. Да разве она существует! Я вообще-то зря последнее время не читаю "Современник", здесь много интересного и для меня важного. Есть в его борьбе и вещи смешные. Оказывается, этот самый пан Ежи Помяновский, с которым сейчас идет полемика, старый герой журнала, который когда-то, в 10-м номере за 2003 год, фигурировал, по мысли Куняева, под другой фамилией в повести "Бродячие артисты" -- под именем Ежи Самуилович Либерсон.
По какой-то странной ассоциации вспомнил, что еще вчера решил, что надобно записать в дневник вчерашний же крошечный эпизод. Утром, чем-то занимаясь на кухне по хозяйству, я слушал прекрасную и полную передачу по "Эху Москвы" о музее-усадьбе "Архангельское". Все так обычно и идет в руку. Казалось бы, только что я прочел в интервью покойного Саввы Ямщикова о М. Е. Швыдком, где говорилось и о куске Рижской автострады, "отрезанном для его дачного участка", а это, если мне не изменяет память, где-то рядом с Архангельским. Я пишу об этом еще и потому, что видел, довольно, правда, давно передачу, где еще фигурировали какие-то спиленные деревья, и твердо помню: упоминалось Архангельское, и снова возникает та же самая география.
Собственно, передача была просто замечательная, которыми эта радиостанция и знаменита, прекрасный неторопливый в качестве главного гостя директор и две ведущие -- Ксения Ларина и Майя Пешкова, образ мыслей обеих я отчетливо себе представляю. И вдруг неторопливый ведущий, отвечая на все вопросы дам, как постепенно, естественно, не без помощи советской власти, этот замечательный уголок русской культуры, искусства и русской природы стал разрушаться, ляпает... Молодцы дамы, на секунду замолкли и ни одним движением, ни одной модуляцией голоса не намекнули своему гостю о том, что он играет не по правилам. Правда, чуть позже, когда по обратной связи пошла реакция слушателей, Ксения Ларина вдруг сказала что-то вроде того, что от наших слушателей достается Троцкому.
Еще в юности, когда я много раз бывал в Архангельском, а один раз с неутомимым Борей Борисоглебским, и каждый раз, когда я с террасы глядел вдаль, я поражался, каким образом и кто додумался поставить в этом месте два корпуса военного санатория. Все это мне казалось таким антикультурным делом и связано с таким невежеством, что я просто дивился. Так вот из передачи выяснилось, что Лев Давидович Троцкий здесь, в Архангельском, устроил ставку Верховного главнокомандующего, которым в начале рево-люции он являлся, и преспокойненько здесь же, в Архангельском, в родовом гнезде российского аристократа и проживал и чуть ли не пользовался теми комнатами, которые сейчас показывают как парадные покои. А почему нет? Чуть ли не в то время появились здесь и санаторские корпуса, потому что место долго оставалось за армией. Наши вожди, оказывается, любили жить по усадьбам. Ленин в Горках, Троцкий в Архангельском, какое-то еще не разграбленное и не разоренное имение выбрал себе под резиденцию и Луначарский.