18 июля, суббота. Кажется, вчера ребята пили пиво и играли в карты до трех ночи, но утром, как солдат, Маша была уже в огороде и жаждала деятельности. Я хотел утром поработать с дневником, почитать газеты, может быть, даже посидеть над романом. Но день вышел какой-то корявый, скорее по хозяйству, нежели по книгам и бумагам. С собою я всегда накладываю целый рюкзак: здесь кроме компьютера еще и непрочитанные газеты, учебник английского языка, книги для чтения. В лучшем случае что-то почитаю, время уходит, не оставляя следов. Из основного все-таки что-то прописал в дневнике и купил шесть литров молока. Теперь задача съесть все это до отъезда через неделю.
Еду-то еду, но санитарный врач России, член, между прочим, нашего клуба Геннадий Онищенко пугает гриппом. Он даже сказал, что запретил бы все туристические выезды, если бы точно был уверен, что этим удалось бы предотвратить эпидемию свиного гриппа. В свое речи по радио Онищенко даже сказал, что, дескать, лечение каждого больного слишком обходится дорого, деньги на это, дескать, найдут, но в свою очередь это может задержать исполнение каких-то плановых операций. Вот это лирическое отступление почему-то меня испугало и еще раз показало, как ненадежна у нас медицина и что людям, вроде меня, без особой настырности и с чувством вины перед миром, надеяться особенно не на что.
Уже второй день изучаю "Независимую газету" и ее приложение Exlibris. Есть вещи и увлекательные, и неожиданные. Например, последнее прости, которое своему другу, только что навсегда ушедшему Георгию Вайнеру, посылает действующий писатель, претендующий на место в литературе Михаил Ардов, но почему-то подписывает свое прощание как протоиерей Ардов. Мне это напоминает часто встречающиеся на кладбищенских плитах указание или звания, или чина покойного. Если на доске пишут под именем писатель, то значит, здесь похоронен не писатель, а в лучшем случае литератор. И кому сейчас какое дело, состоял ли купец Севрюгин в первой гильдии или в третьей. Изо всех камер-юнкеров мы ведь знаем лишь одного -- Пушкина. Должность, слава и известность писателя -- его имя.
Но продолжаем чтение. Ожидаемым и подтвержденным оказалось, что Шиш Брянский -- это филолог и языковед. Я помню его выступление в Политехническом музее. Или определенная инвектива против Захара Прилепина. Статья идет под заголовком "Сахарный прилипала". В материале есть некий некрасивый намек на вторичность полюбившегося мне романа.
"В один прекрасный день раздел "Научные работы" на сайте Прилепина может пополниться еще одной научной работой под названием "Плагиат Прилепина" Мы ведь не можем исключить, что какому-нибудь филологу придет в голову прочесть друг за другом два романа -- "Скины" Дмитрия Нестерова и "Санькя" Захара Прилепина... В свое время, мне довелось брать, -- это пишет полюбившийся мне Михаил Бойко, готовивший и интервью с Лямпортом, -- у Прилепина интервью. На все вопросы я получил развернутые ответы, и лишь один невинный вопрос был вымаран -- о романе Нестерова. А ведь так просто было ответить: нет, не читал".
К этому можно было бы и прислушаться, но кто тогда писал почти гениальный роман "Патологии"? Все это меня могло бы удивить, если бы я не знал, сколько с точки зрения филолога-обывателя вторичного в пушкинском "Евгении Онегине". Уже гениальное название "Санькя" -- это не "Скины"; впрочем, роман Нестерова постараюсь прочесть. Но в этой же статье Михаила Бойко есть занятнейший пассаж. Бойко борец, солидаризировавшийся с крутыми либералами, для которых влияние Прилепина на публику -- это равно самоубийству. "Плохо и то, что с критикой Прилепина до сих пор выступали почти исключительно совсем уж сомни-тельные авторитеты вроде Петра Авена, Валерии Новодворской или Тины Канделаки. Пытается бороться с оголтелой раскруткой Прилепина Наталья Иванова. Но вот оно, следствие многолетней ангажированности: когда Наталья Иванова говорит абсолютно правильные вещи -- ей уже никто не верит". Это гвоздь, заранее забитый в крышку...
Свободное копирование
