4 мая, пятница Видимо, в природе человека, в русле его психологии по возможности отводить от себя известия о несчастье. Спал перед oперацией B.C., конечно, плохо. Засыпал при включенном телевизоре, в три проснулся и снова смотрел. С трудом, но все же запомнил в передаче о Фаберже большой пассаж о Хаммере. Воистину, этот предприимчивый американец крепко нажился на несчастьях России: именно он был посредником в распродаже художественных ценностей, реквизированных у прежних хозяев. В телевизоре мелькали фотографии и звучали имена юных героев ЧК. Эти имена - позже я понял, что они все сплошь специфические - я слышал в молодости от Фаины Абрамовны Наушю...., вернувшейся из лагерей. В передаче распознавались курьезы. А что могли ценить эти 18-летние еврейские мальчики! Пишу и вспоминаю слова В. Андреева - только бы не стать антисемитом. Например, за военные заслуги революционному Примакову был подарен золотой портсигар, который Николай II преподнес Матильде Кшесинской. Но это попутно, в передаче было сказано, что ленинградские чекисты, так сказать, брали золотишком с богатых за свободу. Возник скандал, когда об этом стало известно. Самая для меня любопытная деталь - это дружба Хаммера и Микояна. Именно Микоян передал Хаммеру клейма, принадлежащие Фаберже, которыми отмечено большое количество подделок.
После этой передачи снова заснул, потом, когда совсем проснулся, опять тянул время, чтобы отдалить от себя любые известия.
Вот и сейчас на узкой площадке 7-го этажа перед входом в "операционный блок" пишу эти заметки, исключительно чтобы не думать, хотя кое-какие известия уже есть. Из окна - газон, где косят траву с желтыми цветочками. Что у меня, интересно, на даче?..
По дороге в метро прочел большую статью A.M. Туркова. Это ответ на две статьи в "Литературке" - Б. Тарасова, с либеральной трактовкой личности Николая I и его милого окружения, и И. Золотусского, который интерпретирует Чацкого как антидекабриста. Особенно убийственна часть, посвященная нашему ректору, потому что здесь не толь-ко анализ текста, здесь в ход идут документы. Рикошетит и по Казначееву, который брал у Б.Н.Т. интервью.
Цитаты.
Статья для публики и для меня очень важная, потому что написана че-ловеком твердых убеждений и универсальных фундаментальных знаний. По себе знаю, как иногда начинаешь колебаться от новой информации, рефлектировать и думать: может быть, так оно и есть.
В больницу я приехал около одиннадцати. К этому моменту профессор Александр Константинович Ерамишенцев, сделавший операцию или основную её часть, спустился с 7-го этажа и переодевался. Я застал его натягивающим штаны. Не передаю всё прямой речью, потому что не уве-рен в точности и терминах. По смыслу: основная часть операции закончи-лась. Опухоли, которую ожидали, нет, вырезан камень диаметром в два см.
Потом я встретился с Игорем Борисовичем, завотделением хи-рургии, тот уточнил: подтвердились полностью и диагноз, и необходимость операции. Я еще раз подумал, что, может быть, наветы на нашу медицину несправедливы. В нашем русском менталитете есть какая-то удивительная творческая решимость и умелость. И не только у юных слесарей и плотников, но и у врачей. И тут же себя охолонил! Как в кинотеатре на экране, появился новый кадр и послышались голоса. Я уви-дел профессора, прыгающего на одной ноге, в момент, когда вошел к нему в кабинет, и услышал наш с ним разговор. "Кое-что мы еще умеем. Но эта больница..." - дальше шло слово, которым Ленин охарак-теризовал интеллигенцию. Профессор посмотрел в окно: "Цветники хоро-шие. Денег не дают, всё рушится. Они, - и ему и мне было понятно, кто имеется в виду, - все только говорят об освоении новых технологий! Дайте деньги на покупку приборов, мы освоим". Было ли в ответ на "только говорят" произнесено классическое: "твердите вы и только" - не пом-ню. Иногда привычные собеседникам диалоги идут как бы без артикуляции: это диалог двух сознаний.
В 12.30 я сел возле лифта на втором этаже той галереи, которой соединяются 5 и 3 корпуса, уже зная, что B.C. проснулась после наркоза. Её вывезли из лифта трое мужчин. Сначала я подумал, что санитары, но оказалось, что третий че-ловек в белом халате - врач-анестезиолог. В какой-то момент, на сое-динении двух галерей, я ее окликнул, она открыла глаза. Узнала ли она меня? Потом быстро распахнулась железная дверь в реанимацию, и каталка уто-нула в новом коридоре.
Из больницы заехал к Юре Авдееву, который попытался скрасить мое горе в японском кафе напротив своего дома супом маскарпони, суши и сладкими блинчиками с зеленым чаем. Обсудили друзей, жизнь и все другие про-блемы.
Потом побывал в институте - забрал работу для обсуждения, по дороге домой заглянул на Петровку в Комитет по культуре, где взял материа-лы к конкурсу "Открытая сцена".
На нашем рынке опять открыл палатку совхоз "Московский". Я стараюсь именно там покупать зелень, и не потому даже, что она дешевле, а по-тому, что все еще доверяю советской продукции, её качеству, нашему пришедшему в упадок российскому земледелию. Весь вечер варил большую кастрюлю грибного супа.
Свободное копирование
