9 февраля, пятница. Утром мороз чуть ли не 20 градусов, я долго раздумывал, брать машину или не брать: расписание у меня серьезное. Сначала к двум на просмотр и дискуссию в "Российской газете" о документальном кино, а потом к шести надо ехать в театр им. Гоголя на премьеру "Театрального романа". Победила моя трусость: зачем ехать по скользкой дороге и искать, где ставить машину на улице Правды.
Темой для дискуссии стал просмотренный здесь же фильм Оксаны Фоминой. Кто-то назвал его фильмом о Бродском, хотя там с поэтом лишь один фрагмент. Именно по этой причине, его и сняли с экрана первого канала. В общем, повезло, посмотрел очень интересную картину. Это рассказ о семье знаменитого литературоведа Томашевского. Здесь две героини: дочь Томашевского, кажется Зоя, и внучка, дочь Зои Настя (?). Огромная квартира в центре Ленинграда, невероятные связи этой семьи, и профессиональные, и дружеские, достаточно сказать, что ближайшим другом была Ахматова. Есть письма, раритеты, воспоминания. Главный рассказчик дочь Томашевского Зоя, очень старая женщина. Надо представить себе ее феерическое детство. Зоя архитектор-дизайнер. Она, кстати, оформляла знаменитое кафе Вольфа и Беранже, связанное с именем Пушкина. Но времена меняются, меняются и вкусы. В знаменитом кафе, охраняемом, казалось бы, на века, памятью "нашего всего", теперь нет уже прежнего интерьера, да нет и самого кафе, теперь там пиццерия. Настя, внучка Томашевского, попала в пожар, она еле ходит. Но еще может работать, она художник, специалист по гобелену. Ее последняя работа - гобеленовый портрет Анны Ахматовой по знаменитому портрету Альтмана. В общем, в итоге - две старые, больные женщины. Дочь пыталась сохранить квартиру отца и превратить ее в музей современной литературы. В конце фильма показан уже разрушенный отчий дом, там что-то реставрируют, строят заново, земля в центре города дорогая. Две старые женщины переехали в дом престарелых архитекторов. Фильм огромный - два часа. Но в него аккуратно вставлен еще один фильм.
Совсем молодым в этот литературный дом попал молодой Бродский. Он даже некоторое время там жил. Никакого адюльтера, просто дружеские отношения. Были письма, интереснейшие. Когда у хозяйки дома родилась дочь, то вдруг необыкновенная привязанность возникла между очень маленькой девочкой и тогда еще молодым поэтом. И здесь тоже началась шутливая, на два адреса - и девочке и маме, а может быть и литературе, переписка. Интересно, неожиданно. Рождает много раздумий.
Оксана Фомина, молодая женщина, автор и режиссер фильма, знакомит со своей версией запрета фильма праводержателями покойного поэта. Дело не в коммерческой составляющей. Фонд, держащий все права, готов даже компенсировать потери от 57 купюр, которые они предлагают сделать в фильме. Что останется? По мнению Фоминой, дело в том, что праводержатели не хотят прецедента. Потому-де, что боятся: в этом случае "откроются сундуки писем" Бродского, хранящиеся у разных людей в России, которые не очень хорошо покойного поэта представляют. У меня другая точка зрения на эту проблему.
Есть еще деталь. Ленинградская переписка - "Ангело-почта" - оказалась проданной. Именно проданной. Видимо, через посредников эту переписку получил все тот же фонд, занимающийся финансовыми и прочими делами Бродского. Деньги были нужны, чтобы купить место для себя и дочери в доме ветеранов.
Я не могу сказать, что фильм замечательный, но он позволяет многое домыслить по поводу биографии поэта. Я-то думаю, что деятелям культуры такого калибра ничего повредить не может. Любая версия, даже домысел, работает на миф. А "сундуки", если они есть, в литературе всегда бывают открыты. Я думаю, что неприятие фондом этого фильма связано с двумя обстоятельствами. Во-первых, у человека, не очень вчитывающегося в контекст "детской" переписки, неизбежно возникнет мысль о "комплексе Набокова". Второе, что, наверное, раздражало фонд, это именно "встроенность" биографического материала о Бродском в биографический материал о других людей, где сам Бродский становится иллюстрацией. Меня смутила "продажа" писем, что бы по этому поводу не говорил, когда был еще жив, сам Бродский.
Как бы я хотел пофилософствовать на этой встрече, поговорить о документальном кино как таковом, которое все отчетливее и отчетливее становится искусством "неправды". Но уже в пятом часу я ушел с дискуссии: дорога до театра с пересадками, а метро для меня транспорт не вполне освоенный.
В театре попил чаю у Сергея Яшина в кабинете, который весь увешан картинами Елены Качалиной. Я думаю, сейчас она одна из лучших театральных художников России. Вот и новый спектакль, по булгаковскому "Театральному роману", она оформила блестяще. Спектакль идет на малой сцене, которую я так люблю. Выгородки сделаны из зеркал, на которых фрагменты рукописей Булгакова. Это, конечно, удача и театра и актеров. Здесь не знаешь, кого хвалить, но я думаю, что успех в театре в первую очередь зависит еще и от качества самой драматургии. Мне было особенно интересно, потому что я знаю здесь каждый эпизод. Правда, постановщик кое-что добавил из репетиционных стенограмм Станиславского. Два "основателя" театра в спектакле, в отличие от романа, соединены в одном. Василия Ивановича, ну, конечно, это Станиславский играет во всем своем актерском блеске Олег Гущин. Когда он выходил на поклон, я подарил ему "Марбург". Я очень серьезно принялся думать, как бы написать о нем статью.
Уже несколько дней пытаюсь дозвониться до Сергея Кондратова. Ах, как трудно быть в положении просителя. Звонил В.Г. Распутину - он согласился сделать телевизионное выступление для фестиваля.
Свободное копирование
