30 декабря, четверг. В два часа состоялся ученый совет, все прошло тихо и мирно. Проголосовали за должность профессора по кафедере зарубежной литературы С.П., за Никиту Гладилина как доцента -- на кафедру иностранных языков и как доцента -- за Маргариту Черепенникову. Рассматривали вопросы зимней сессии, ввели промежуточную аттестацию, постановили выпустить небольшой сборник Максима Лаврентьева. Собственно, за все время моей работы в институте я смог насчитать только трех поэтов: Тиматкова, Лаврентьева и Федю Черепанова, который мог бы стать поэтом, но не стал. Здесь не только стихи, здесь еще линия поведения и линия жизни. Даже гениальный стишок написать можно, а вот поэтом стать -- это труднее. А где кумиры прошлых лет: разные Воеводы?
Мирно распрощались со всеми до Нового года.
Ходил в МХАТ им. Чехова, в названии которого старанием последнего времени потерялась буква "А", т. е. понятие "академический". Я звонил в театр Табакову, чтобы позвать его жену Марину Зудину на Гатчинский фестиваль, в жюри, но у секретаря Ольги Семеновны узнал, что Марина из-за своего расписания поехать не сможет. Сразу же меня позвали в театр на "Тартюфа". Мне это было особенно интересно, потому что я помню и "Тартюфа" с Любшиным и Вертинской лет двадцать назад на сцене филиала и прочел довольно злобную недавнюю рецензию в "Труде" на новый спектакль. Еще раз, уже на представлении, убедился, насколько условна любая точка зрения журналиста. Спектакль веселый, "Тартюф" понадобился и как веселый кассовый спектакль с перчинками и солью разных аллюзий по отношению к сегодняшнему дню. Обидно только, что спектакль до безукоризненной стилистики "Тринадцатого" не дотягивает. Слишком много рассчитано на беллетризацию спектакля, на роскошь, на богатого зрителя, на стремление нравиться этому богатому и излишне его не волновать. Некое кривое зеркальце, только пощекотать. Все обманывают друг друга: олигархи государство, бизнесмены налоговую службу, продавцы покупателей, вот и здесь веселая глуповатая обывательская семейка и обманщик, замаскированный под братка -- Тартюф. Фигура не инфернальная, не символ времени, а лишь его горяченькая примета. Табаков тем не менее меня не разочаровал, в нем сохранилась еще мрачная потусторонняя сила актера. Он выбрал некую, в соответствии со временем, фигуру плачущего братка, да и загримирован то ли под предсовмина, то ли под покойного офтальмолога Федорова, это дело не меняет. Ласковый и опасный. Хорошо, свободно и ярко играет Марина Зудина, крупная актриса.
В антракт пошел в буфет, размахнулся: на прилавке дорогие коньяки, но ведь не драгоценные: "Дайте, пожалуйста, 100 граммов коньяку и бутерброд с семгой". -- "Пожалуйста. 710 рублей". Возвращался из театра на метро, в Москве ездить на машине уже нельзя -- чудовищные пробки, едешь, как на поезде в Гражданскую войну.
Свободное копирование
