7 ноября, воскресенье. Все те же известия из Парижа о состоянии здоровья Арафата. Идут рассуждения, когда и по чьему желанию остановят приборы жизнеобеспечения. О политическом и финансовом наследовании. О завещании Арафата похоронить его на Храмовой горе в Иерусалиме возле мечети Омара. Израиль по политическим мотивам на это согласиться не может. Рассуждения о том, обратима ли кома или нет. Открывал ли больной глаза или не открывал. Все это кажется мне страшно оскорбительным и бесчеловечным. Вечером из Парижа Шоммер сообщил, что завтра на военном медицинском самолете Арафата перевезут или в Каир, или в Оман.
Весь день читал, приводил в порядок дневник, читал английский, а в перерыве строгал, сгребал листья, прибивал в маленькой комнате возле гаража обрамления окон.
Вечером смотрел НТВ, демонстрация коммунистов, демонстрация "Идущих вместе", показывают старые лица. Уже недели две обсуждают о замене праздничного дня 7 ноября на другой праздничный день, 4 ноября, как день освобождения России от Смуты, от польской интервенции. Все это гуманитарное безобразие: 7 ноября -- величайшая в России дата, изменившая ее путь. Я хотел бы посмотреть Францию, отменившую День взятия Бастилии. Вот так потихонечку и стирается историческая память. В истории все надо беречь, все памятники и все даты.
Взахлеб читаю книгу И. Д. -- в чем ее особенность? Здесь много еврейских подробностей, много подробностей из жизни эмиграции, но есть еще какой-то особый остаток, заставляющий книгу буквально глотать. Есть даже секс, и очень много.