Такой постепенности не было в нашем знакомстве с другим большим писателем, появившимся на рубеже двух веков, - с Горьким.
Это имя я услышал задолго до того, как впервые раскрыл небольшой томик в зеленоватой обложке.
Было что-то тревожащее и притягательное в доходивших до нас обрывках биографии этого нового писателя, в самом облике его и даже в имени.
Горький. Имя это как бы говорило о горькой судьбе, родственной многим судьбам на Руси. И в то же время оно звучало как протест, как вызов, как обещание говорить горькую правду.
А какой причудливой, разнообразной, правдивой до грубости и в то же время поэтической жизнью пахнуло на нас со страниц его молодых рассказов. Словно ветер, прилетевший откуда-то из степи или с моря, разом распахнул у нас все окна и двери.
Мы вдруг узнали и поверили, что и в наше время есть на земле смелые, вольнолюбивые люди, непоклонные головы, и что жизнь свою можно выбирать, а не идти но готовым, давно проложенным дорожкам.
Самые имена горьковских героев пленяли нас своим неожиданным, непривычным для слуха, почти сказочным звучанием.
Многие из взрослых недоверчиво покачивали головами, пытаясь уверить нас, что Горький - это какой-то самозванец, насильно вторгшийся в тургеневские сады русской литературы, что краски его грубы, а герои надуманы.
Но никакие скептические замечания не могли расхолодить уже влюбленную в него молодежь.
Помню, как прочли мы впервые широкие, полные сдержанной силы, неторопливо размеренные строчки "Буревестника":
Над седой равниной моря ветер тучи собирает...
Набрав полную грудь воздуха, мы читали эти стихи во всю силу голоса, стараясь передать то пронзительные, то глубокие трубные звуки, которые мы так явственно различали в этих зовущих словах:
Он кричит, и - тучи слышат радость в смелом крике птицы...
...То кричит пророк победы: "Пусть сильнее грянет буря!.."
Мне было лет тринадцать - четырнадцать, когда я вместе со старшеклассниками внимательно разглядывал переходившую из рук в руки открытку, на которой был изображен широкоскулый молодой человек с мечтательно-хмурым лицом, с крутым изломом прямых, падающих на висок волос. На нем была белая косоворотка, подпоясанная ремешком.
Это был Горький.
В то время я и не предполагал, что скоро мне доведется встретиться с ним и эта встреча окажет решающее влияние на всю мою дальнейшую судьбу.
Свободное копирование
