Но импровизациями Альбера и разучиванием серьезной музыки Маши не ограничивалась музыкальная жизнь "наверху". Еще один член тамошнего "общежития" - постоянно гостившая у Альбера его невестка Соня (бывшая лет на десять моложе Маши) обладала на редкость "роскошным" голосом и готовилась стать певицей, знаменитой певицей. Ей пророчили, что она затмит Дюран и Зембрих - и в этом ее усиленно поддерживал ее профессор старичок Кореи. Вставала эта склонная к лени шестнадцатилетняя толстушка довольно поздно и сразу, уединившись, дабы не мешать ни сестре, ни зятю, в ванной комнате, она принималась за вокализы или за разучивание всяких арий - для ее будущего оперного репертуара. Но вот - эта "ванная" в квартире Альбера приходилась как раз над моей комнатой и потому (а также вследствие звонкого голоса певицы) я волей неволей слышал каждую ноту. В часы, когда я находился в гимназии, это не имело значения, но как раз в те дни, когда, прикинувшись больным, я оставался дома и собирался заняться чтением или позабавиться каким-либо интересным делом, я принужден был с десяти часов выносить настоящую пытку - и тогда я посылал бедной, ни в чем неповинной Соне отчаянные проклятия - ведь я так несчастливо устроен, что всякая музыка отвлекает мое внимание, и хотя бы такая, которую я ненавижу.
В то же время пение этой, в общем симпатичной и довольно, несмотря на склонность к полноте, красивой девушки постепенно меня заражало. Я как-то, помимо сознания, проходил, благодаря ей, своего рода "систематический курс пения" и, проходя его, открыл в себе богатые голосовые средства и возможности. Голос у меня - тринадцатилетнего мальчика - был еще дискантовый, но именно потому я мог усвоить весь Сонин репертуар. Родись я двумя веками раньше, надо мной, пожалуй, была бы произведена известная операция и тогда я сделался бы соперником какого-нибудь Фаринати или другого бесполого виртуоза. Так я с легкостью брал сразу и си, и до и даже ми; изумляя Соню своими трелями; спеть какую-либо арию из "Фаворитки", "Миньоны" или "Севильского цирюльника" было для меня сущим пустяком. Многому я также научился, бывая по-прежнему еженедельно в Итальянской Опере и наслаждаясь голосовыми фокусами Марчеллы Зембрих или синьоры Репетто. Всё же никакой существенной пользы я себе из всего этого не извлек, а после того, как года через два у меня надломился голос и я заговорил басом, я и вовсе отвернулся от благородного искусства пения...
Свободное копирование
