Засветло мы прибыли в Шуру, и я остановился вместе со свитой Аргутинского в так называемой цитадели, рядом с домом командующего войсками князя Бебутова. На другой или, кажется, на третий день я выехал с князем Бебутовым на встречу Воронцову, который с конвоем войск следовал из Чир-Юрта прямой дорогой в Шуру, через укрепление Евгениевское и Ишкарты, где предполагалось устройство новой штаб-квартиры для Дагестанского полка. Сколько мне помнится, около аула Эрпели мы встретили князя; к нему подъехал Бебутов, а я после неприятной моей истории старался держаться в стороне. Вдруг подзывает меня князь и говорит, что ежели бы не доложил ему Бебутов, он бы никогда не поверил, что я мог так быстро проскакать из Владикавказа до Шуры и остановить еще на месте выступавшую бригаду; благодарил меня и протянул руку. Затем сказал, что он сожалеет, что не приказал мне направить Подольский полк в Шуру. Я поспешил ответить, что угадал его намерения и изменил данное мне приказание, и что Подольский полк уже в Шуре. Когда мы тронулись в путь, князь подозвал меня и спросил: что могло побудить меня изменить его приказание. Я доложил ему, что я застал войска на половине пути между Дербентом и Шурою и знал, с одной стороны, о предположенных военных действиях в северном Дагестане и устройстве штаб-квартир в Чир-Юрте и Ишкартах, а с другой стороны, имея сведения, что в Салатавии собираются скопища Шамиля, я сообразил, что в северном Дагестане явится, быть может, непредвиденная прежде потребность в усилении войск. Князь улыбнулся и не помню в каких выражениях выразил мне свое одобрение. Затем на другой день прибытия в Шуру, призвав меня утром в кабинет, Воронцов объявил мне, что, получив известие о смерти за границей от чахотки бывшего его адъютанта Нечаева, назначает меня на вакантную эту должность. Я был в неописанном восторге тем, что ясно неудовольствие князя на меня прекратилось и мне открылось новое неожиданное поприще деятельности при такой высокой государственной личности, каким был князь Воронцов. С этого времени начинаются те близкие мои отношения к Воронцову, те серьезные поручения, которые он мне давал, и то исключительное положение на Кавказе, в которое он меня поставил своим особенным ко мне доверием и отеческим вниманием во все дальнейшее время, сделав меня как бы самым близким членом своего семейства; я в то время числился по кавалерии и был уже три года армейским поручиком; при назначении в адъютанты меня зачислили в Киевский гусарский полк, в августе того же года я был произведен в штаб-ротмистра и начал столь быструю впоследствии свою карьеру. Несколько дней проведено было князем в Темир-Хан-Шуре в совещаниях относительно военных действий и по делам управления с начальниками северного и южного Дагестана, князьями Бебутовым и Аргутинским. В это время я имел случай ближе познакомиться как с главными, так и с второстепенными лицами этой части Кавказа и вместе с тем многое узнал о прежнем и настоящем положении дел, о которых придется говорить впоследствии.