Зима 1845-46 года, проведенная мною в Тифлисе, должна занять место в моих воспоминаниях, преимущественно по описанию существовавшего тогда в Тифлисе общества, обстановки жизни князя Воронцова и вообще сложившихся у меня отношений, имевших влияние на мою последующую жизнь на Кавказе.
После патриархальной, почти бюргерской и чиновничьей, обстановки Тифлисского общества при командовании генерала Нейдгарта, приезд князя Воронцова должен был необходимо дать этому обществу иной склад и характер. Несмотря на всю простоту своего обхождения, громкое и аристократическое имя князя Воронцова, его прошедшее необходимо должно было сосредоточивать, поглощать все интересы и сношения общества в его доме, - при его дворе, как называли его на Кавказе. Масса новых, прибывших с князем и впоследствии привлеченные из столицы, элементов внесли в Тифлисское общество новые понятия, новые взгляды и стремления. Европейская культура несомненно должна была постепенно поглощать восточную патриархальную обстановку наших прежних собраний; неминуемым последствием явилась роскошь в туалетах дам и во всей обстановке прежней Тифлисской жизни. Модистки из Одессы и Парижа внесли вкус к европейским туалетам, которые постепенно заменяли грузинские чадры, тассакрави, личаки и шелковые платья, с обычными гулиспири у грузинок. Стесняясь первое время новыми нарядами, они вряд ли не утратили впоследствии той простоты и естественности, которыми так прельщали нас в своих национальных костюмах своими добрыми патриархальными нравами прошлого. Бедный куафер Blotte, приехавший в Тифлис с ножницами и гребенкой, открыл при помощи жены своей M-me Virginie модную ателье и огромный магазин, с которым в несколько лет нажил большое состояние, и впоследствии я его видел живущим в довольствии в Париже помещиком известной propriete de Monmirail. Это были впрочем очень хорошие люди, относительно честные и всеми любимые в Тифлисе. Прибыли также обанкротившиеся рестораторы из Петербурга и другие проходимцы всех стран. Шашлык и пилав, которыми мы прежде довольствовались в открытых лавках армянского базара и духанах города, весело запивая их кахетинским вином из бурдюков, заменились более изысканной, на французский лад, кухней, на первое время в скромно устроенных помещениях, превратившихся впоследствии в роскошные рестораны. Явилось значительное количество рессорных экипажей из Одессы и Вены, богатые упряжи; верхом, как прежде, уже не делались визиты. На квартирах скромная базарная мебель, с непременными, покрытыми коврами, тахтами (диванами), с бархатными мутаками (подушками), заменялась выписной из Одессы, а потом приобретаемой и в Тифлисе роскошной мебелью; канаусовые занавеси уступили место шелковым портьерам; дома перестраивались; салакские сады Тифлиса беспощадно вырубались, плоские крыши домов, на которых так беспечно, по закате солнца, раздавались по всему Тифлису звуки зурны и пляски грузинок, с постройкой новых этажей, заменялись черепичными и железными крышами. На левом берегу Куры образовались целые новые кварталы до самой немецкой колонии со всеми условиями европейского города, особенно с устройством нового Воронцовского моста, взамен прежнего, предместий Куки и Авлабар. Много, действительно, изменилось в этом отношении к худшему в Грузии, но несправедливо было бы обвинять князя Воронцова и особенно княгиню в поощрении роскоши; напротив того, они давали пример своей домашней обстановкой простоты и неособенной изысканности. В доме главнокомандующего оставалась та же казенная меблировка; стол князя, всегда впрочем вкусный, не отличался никакой изысканностью, вино подавалось кахетинское или крымское; в походе же и в дороге князь решительно ничем особенно не отличался от прочих, разве только в размерах широкого своего гостеприимства и обаяния своего простого и приветливого со всеми обращения. От князя веяло каким-то grand seigneur?ом. Именно вследствие естественной простоты его всякий сознавал невольно, что он принадлежит к другому высшему кругу, как по понятиям, так и по нравам и привычкам прошлого. Тифлисское общество невольно старалось, по возможности, подходить к этому новому для него типу и необычной обстановке, отказываясь от хорошего прошлого и никак не подлаживаясь вполне к тому складу жизни, в жертву которому многие принесли свое материальное благосостояние, а к сожалению еще чаще и нравственные правила, руководившие ими до того времени.
