28 сентября 1882 года
"Из записок жильца маленькой комнаты". Я так привык жаловаться на свою судьбу, что теперь положительно обескуражен, даже, скажу больше, - разочарован.
Полк, куда закинул меня случай, оказался, несмотря на то, что он принадлежит к армии, далеко не таким ужасным, как я воображал раньше, а моя жизнь пока положительно мне нравится. Маленький приморский городок Е., с его деревянными домами, карикатурными вывесками и патриархальными нравами, повеял на меня светом и теплотой моего раннего детства, которое тоже прошло в провинции. Люблю я низенькие комнаты с занавесками из пожелтелой от времени кисеи, затворяющиеся на ночь ставни, мигание лампадки, зажженной набожной рукой моей старушки-хозяйки пред огромным, почернелым образом Христа (сегодня суббота), люблю старого и ленивого хозяйского кота, который иногда, беззвучно отворив мою дверь, входит ко мне подремать пред теплящейся печкой, люблю пение самовара на столе и звонкий детский смех вокруг меня.
Жизнь моя обставилась пока совершенно так, как я мечтал и как пишут в книгах, а между тем это не мечты и не книги, а жизнь. А как радостно и живо во мне сознание моей новоиспеченной самостоятельности, как весело вхожу я в комнату, зная, что за нее плачу я, моими собственными, мной заработанными деньгами. Денщика я, право, готов был расцеловать за то, что он - мой денщик. Я хотел было начать мой новый дневник словами: "Жизнь одинокая, жизнь бесприютная началась для меня", - и не начал, боясь солгать: это уж говорит много о моем настроении духа. Куда делась моя рефлексия, куда делась моя печаль, моя привычка жаловаться? Оглянешься назад, на время моего воспитания и первых литературных попыток (подчас очень тяжелое время), и все пережитое, все его мученья, тревоги и борьба - кажутся сном или болезненным вымыслом. К чему задаваться мудреными вопросами, когда сама жизнь вокруг так проста? Чего желать, когда сердцу так покойно и тепло? Страшно мне как-то за мое теперешнее "мажорное" настроение духа, очень уж оно мне не в привычку.
Но, однако, прелюдия кончена, станем "на почву фактов", как говорил мой учитель истории, и не будем "заниматься пустым языкошлепством", как нередко писал на полях моих сочинений учитель словесности. Где я, что я, как я?..
Со страхом и тревогой выезжал я из столицы в провинциальную глушь. Небольшой круг моих литературных друзей отпевал меня, как мертвеца, да и в моей душе я тоже не молебен служил.
Я любил Петербург, любил его за все: за "Белые ночи" Достоевского, ему посвященные, за стихотворения Некрасова, певшие о нем, за красоту его в морозные дни, за мои первые лавры (как громко!), за уютную комнату маститого поэта и восторги, пережитые в ее стенах, за мою первую гимназическую любовь, полную поэзии и чистоты (я влюблен был в образ ангела с пепельными волосами), и за многое другое, чего не перечтешь, но что освещено тем особенным, привлекательным светом, который дают воспоминания даже и темным годам жизни.
Даже природа Петербурга, даже его туманы были мне дороги, потому что и к ним, наверно, прицеплялось какое-нибудь едва уловимое воспоминание, - провинция же пугала меня. Армия, глушь, маршировка и пьянство - после того, как я побывал в обществе людей, чьи имена известны всей России и которые ведут ее вперед и двигают ее сознание, - переход, конечно, не маленький. Пугала меня также и моя полнейшая житейская неопытность и боязнь первых официальных шагов в новом положении, но все обошлось благополучно: товарищи меня приняли радушно, полковник оказался добрейшим человеком, а случай привел меня прямо к Савельевым, прямо в ту добрую комнату, в которой сижу я теперь и пишу дневник.
Расскажу подробнее, как я попал сюда...
Свободное копирование
