В это лето Юрий учился в Киевском Военном училище и по окончании его был направлен в запасный полк в Нижний Новгород, а оттуда на румынский фронт. Как студент III курса университета я не подлежал призыву в школу прапорщиков, но, считая своим долгом принять участие в обороне страны, подал летом 1916г. заявление воинскому начальнику о своем желании пойти добровольцем в армию на фронт. Но медицинское освидетельствование признало меня негодным к несению военной службы по слабости зрения (сильная близорукость) и хилости телосложения: мне было 20 лет, а выглядел я как четырнадцатилетний мальчишка. Мне дали «белый билет».
В Киев я вернулся в сентябре 1916 года. Этот старый, красивый и чистый город нельзя было узнать: засоренные мусором улицы, переполненные вагоны трамваев (число «больных» вагонов все время росло и чинить их становилось все труднее и труднее), тусклое освещение улиц, особенно на окраинах, очереди у лавок и булочных и дороговизна. Мне скоро пришлось убедиться в том, что моей стипендии в 25 рублей в месяц (зимой 1914-1915 гг. этой суммы было бы вполне достаточно на мою жизнь) теперь хватает всего на две недели, даже при наличии привезенных мною из Конотопа продуктов. На уроки и репетиторство рассчитывать не приходилось. Поэтому с осени 1916 г. в Киеве, как и в других больших городах, стали возникать трудовые студенческие артели. Они занимались пилкой дров, разгрузкой вагонов на товарной станции и барж на днепровских пристанях.
Студенческая артель, в которую попал я, занималась пилкой дров. Кроме денег мы получали столько дров, сколько каждый мог унести на своей спине. Мой сводный брат Володя (19 лет), студент естественного факультета университета, работал кондуктором, а затем вагоновожатым киевского трамвая до призыва в школу прапорщиков в 1917 году.
В общем жизнь становилась все трудней и бедней. Настоящего голода ещё не было, но определенное недоедание было, особенно у бедняков и рабочего люда. Лазареты были переполнены ранеными. Солдаты были раздражены большими потерями на фронте и дезорганизацией жизни и недостатком продуктов в тылу. В «выражениях» по адресу командования и гражданских властей солдаты не стеснялись, и свежеиспеченные.прапорщики, недавние студенты, молчаливо «не замечали» эту брань, но их верность престолу была сомнительной.
В обстановке все растущей разрухи учиться было трудно. Занятия в университете шли в необычно опустевших аудиториях. Почти все студенты 1 и 2 курсов, кроме признанных негодными по здоровью, были призваны в армию. «Старики» с 3 и 4 курсов тоже поредели. Студенты, жившие вдали от Киева (кавказцы), остались дома и не приехали в Киев. Лекции посещались мало, но в здании университета было всегда людно: университет стал центром не только учебной, но и «деловой» жизни, своеобразной биржей труда, где можно было включиться в какую-нибудь студенческую артель по распилке дров или разгрузке вагонов.
Мое положение было сравнительно легким, так как почти все курсовые экзамены у меня были сданы, и я посещал лишь практические занятия и семинары, занимаясь либо в своей комнате, либо в библиотеке университета. Конечно, мне как «хорошему» студенту хотелось попробовать свои силы в настоящей научно-исследовательской работе. Но тема конкурсной студенческой работы на золотую или серебряную медаль, объявленная в этом году, – «Воронежский край по писцовым книгам XVI-XVII столетия» – не нашла желающих заниматься ею.
В обстановке все растущей разрухи и надвигающегося голода какой студент мог ехать за 600 верст в Воронеж для работы в местных архивах? Поэтому по совету доцента Т.Г. Курца, защитившего в Саратове магистерскую диссертацию, я занялся изучением истории украинского крестьянства в XVIII – начале XIX веков: социально-политической организацией Левобережной и Правобережной Украины и положением помещичьих и государственных крестьян до люстрационно-инвентарной реформы Бибикова с расчетом сделать основным ядром своего исследования люстрационно-инвентарную реформу Бибикова в Юго-Западном крае. Эта тема, разработанная впоследствии в 30-40 годы в монументальной монографии академика СССР Н.М. Дружинина, в 1916-1917 гг. была ещё совершенно нетронутой. Я с охотой взялся в январе 1917 года за работу над этой темой, но февральская революция 1917 года прервала ее.
Свободное копирование
