30 сентября 1875 года. Вторник
Наш класс готовит бурю, чем-то она кончится? Нам нет положительно времени для приготовления уроков, а Варон задал нам листки. Листками у нас называется диктовка. Мы собираемся отказаться от урока, и если первый ученик не захочет сказать учителю, что мы не приготовились, то я скажу. Все равно, результат почти один, если мы откажемся или будем писать, ничего не зная: если откажемся, нас запишут в классный журнал и, может быть, оставят без отпуска, если же будем писать, то нам повыставят дурные баллы, за которые опять-таки будем без отпуска, да кроме того будут дурные списки. А лучше быть записанным в журнал, чем получать дурные баллы на списках. В случае чего мой сосед А. готовит так называемую шпаргалку, т.е. бумажку, на которой написана диктовка, а мое дело лишь незаметно списать с нее фразы (что нам продиктуют, бывает заранее известно, и мы имеем право учить хоть наизусть эту диктовку). Какое-то предчувствие говорит мне, что я в отпуск, благодаря этим листкам, не пойду. Это будет не тово!
Увижу ли я сегодня Сазонову, а если увижу, произведет ли она на меня какое-нибудь впечатление? Вот вопрос, который занимает и мучает меня: я бы желал, страшно желал ее видеть, но не желал бы разочароваться в моих мечтах, не желал бы потерять то впечатление, которое произвела на меня ее красота, много выигрывающая от фантастического освещения и изящной позы. Боже, дай мне еще раз увидеть ее в том положении, при тех же условиях!