05.09.1896
С.-Петербург, Ленинградская, Россия
Мой второй год в университете начался в прежнем невеселом и вялом настроении, при этом я физически себя чувствовал плохо. Утешали меня лишь частые поездки в Вильну, к отцу. Я продолжал жить там же, на Васильевском острове. Науками я занимался мало, но теперь стал довольно часто ходить в школу Дмитриева-Кавказского, куда записался еще после моих неудачных экзаменов в Академию.
Лев Евграфович Дмитриев-Кавказский (по происхождению кубанский или терский казак и потому — Кавказский) был фигурой живописной: был лыс, горбонос и с курчавой бородой; иногда носил черкеску, был очень симпатичный и приветливый человек и всеми любим. Он был известен как офортист и изобразитель Кавказа и издал альбом рисунков своего путешествия в Малую Азию. С востока он привез кувшины, блюда, ковры, пестрые ткани, а также целые костюмы, в которые наряжал натурщиков и натурщиц, и ученикам было занимательно делать нарядные картинки. К сожалению, сам опытный офортист, он никогда не учил офорту, а как раз мне при моей наклонности к графике это могло быть интересно и полезно.
В школе работали все по-старинке: сначала делали на холсте рисунок углем, его закреплями фиксативом и затем поверх угля накладывали краски. Получался раскрашенный рисунок, неизбежно сухой и черствый, живописи же не получалось. Советы доброго профессора были очень простодушны: он требовал, чтобы все было точно и похоже, и указания его сводились к тому, что «это надо сделать подлиннее, а это покороче», или — «здесь темнее, там — светлее».
Я присматривался к тому, как делали другие, но все рисовали и писали по шаблону. Я только немного освоился с палитрой[i].
[i] Я только немного освоился с палитрой. — В письмах Добужинского из Петербурга к отцу есть ряд сведений о школе Дмитриева-Кавказского: «… обширная мастерская, работает до 60 челов[ек]. Я очень доволен профессором, он очень внимателен, ежедневно бывает, по 2 раза подойдет. Показывал ему свои рисунки домашние. Сказал мне много лестного. Нашел, что из меня вышел бы хороший офортист (судя по рис[ункам] пером) […] Но мое рисование пером повредило бы живописи, нет у меня того размаха и смелости, которых он требует. Но как он сказал, что в живописи у меня есть “чутье”. Я к Дмитриеву иду из Университета в 12 ч[асов] и пишу (с натурщика) до 2‑х, а с 4‑х до 6 – карандашом» (письмо от 12 октября 1897 г.). «У Дм[итриева]-Кавказского я плачу 6 рублей месяц. У него нет определенной платы, а кто сколько может, от 6 до 15 р[ублей]. Разницы от этого он ни в чем не делает между своими учениками. Но у него обучаются 8 челов[ек] безвозмездно, так что деньги свыше 6 руб[лей] идут на них. Окончил свой этюд старого еврея. А вчера был у нас 3‑часовой сеанс, писали красками эскизы (вероятно, этюды. — Г. Ч.) с натуры. Дм[итриев] нашел очень типичную итальянку, которая ходила с птичкой по дворам и пела, мы ее и изображали. По субботам я еще не был ни разу вечером. Устраивают чаепитие, чтение и рисуют иногда с натурщика, пойманного на улице обыкновенно с какого-ниб[удь] оборванца» (письмо от 21 октября 1897 г.). «Пишу и рисую я у него (Дмитриева-Кавказского. — Г. Ч.) с наслаждением и со всем усердием. Он ко мне внимателен. Удивительно бескорыстный и преданный своему делу человек. Благодаря ничтожной плате […] мастерская вводит его только в дефицит, и, не принимай в ней участие Академия, ему бы не просуществовать. Принялся за второй этюд с натуры. Пишем старика с удивительно пышными седыми кудрями. Дм[итриев] одобряет мои карикатуры, ему показали товарищи по мастерской одну из моих, изображающую моменты нашей там жизни…» (письмо от 30 октября 1897 г.).
Опубликовано 03.02.2017 в 18:01
|
