У меня оказалась масса незавершенных дел. Прежде всего нужно было повидать Семена Рошаля, чтобы рассказать ему об общем политическом положении и о его личной участи.
Я прошел в "Кресты". Меня провели в кабинет начальника тюрьмы.
В этот период начальник тюрьмы, учитывая рост политического влияния большевиков, самым бесстыдным образом заискивал перед нами. Надев на свое подловатое и плутоватое лицо маску приторной любезности, он вызвал Рошаля в свой кабинет, хотя обычно свидания давались в особой комнате через двойную решетку.
Мало того. Этот протобестия предупредительно вышел из кабинета, оставив нас наедине.
Семен казался удрученным и даже заикнулся о самоубийстве. За последние два дня он сильно пал духом.
Я посвятил его в партийные дела, поделился своими впечатлениями и наблюдениями, своей оптимистической оценкой будущего. Семен, в духовной жизни которого настроения играли очень значительную роль, заметно приободрился. Я обнадежил его, что пролетарская революция через несколько дней принесет ему освобождение. И действительно, 25 октября с первым залпом "Авроры" он вышел на свободу и тотчас с головой окунулся в кипучую боевую деятельность активного, самоотверженного революционера, которая, к сожалению, вскоре трагически оборвалась расстрелом тов. Рошаля на Румынском фронте.
Из "Крестов" я поспешил в Смольный на заседание бюро Советов Северной области, членом которого только что был выбран. Перед заседанием ко мне подошел Филипповский, инженер-механик флота, правый эсер. По сравнению с другими членами его партии он производил более приличное впечатление, но явно не по заслугам неожиданно выдвинулся на роль одного из руководителей Петроградского Совета и его Исполнительного комитета.
Филипповский стал уговаривать меня, как кронштадтца согласиться на снятие тяжелой артиллерии с форта "Обручев", ввиду того что стратегические соображения требуют установки этих орудий на морской тыловой позиции. Я дал отрицательный ответ. С моей точки зрения, даже частичное разоружение Кронштадта в данный момент приобретало политический характер и не без основания могло быть истолковано массами как контрреволюционный маневр Временного правительства. Другие кронштадтцы -- И. П. Флеровский и Людмила Сталь -- меня горячо поддержали.
Окончив этот бесплодный спор, я перешел к столу, где сидели члены бюро Советов Северной области -- тт. Крыленко, Бреслав и др. Стоял вопрос о выборах президиума бюро. На должность председателя были выдвинуты две кандидатуры -- Н. В. Крыленко и моя. Николай Васильевич категорически отказался ввиду крайнего обременения другой работой, и, таким образом, председателем был выбран я.
Далее нам предстояло распределить районы деятельности между отдельными членами бюро. Я заявил, что ЦК партии уже командировал меня в Новгород и Лугу. Бюро Советов, со своей стороны, возложило на меня поручения по части советской работы в этих двух городах.
На следующий день я вместе с младшим Рошалем выехал в командировку.
Свободное копирование
