Воспоминание И. И. Голикова об И. И. Неплюеве

Воспоминание И. И. Голикова об И. И. Неплюеве

Остатки достохвальной жизни своей сей питомец Петра Великого препровел в деревнях своих в богомыслии, в приведении хлебопашества в лучшее состояние, в устроении блага крестьян своих и в наставлениях сыну и внукам своим. Все окружавшее жилище его дворянство находило удовольствие ежедневно наслаждаться его же наставлениями и рассуждениями за столом его.

Сей достопочтеннейший муж имел разум твердый и тонкий, деятельность неусыпную, решимость в делах скорую и основательную, правосудие строгое и никакими пристрастиями и интересами непоколебимое. Сие между прочим и то одно доказать может, что он никогда ни от кого, ни за какое дело ничего не взял, и никто не смел к нему показаться ни с какими подарками; засвидетельствуют сие все бывшие под его начальствованием. Доступ до него был всякому невозбранный; выслушивал он каждого с внимательным терпением; интересы отечества предпочитал он самой жизни и благосостоянию своему, и правило его было служить оному до последнего изнеможения сил; а потому и несносны были ему все, а паче в молодых летах оставляющие службу и выходящие в отставку; защищал всегда равностно самодержавное, как наилучшее из всех других, правление и исполнял с благоговением волю верховной власти; к памяти Петра Великого имел беспредельное почитание и имя его не инако произносил, как священное, и почти всегда со слезами; веру и благочестие соблюл до конца ненарушимо и не выезжал никогда со двора, не отслушав святыя литургии, которая в домовой церкви его ежедневно отправлялась; был враг вольнодумства, суеверия, ласкательства и потаковщиков; всякие несчастия и прискорбности сносил с благодарением Богу, веруя несумненно провидению Его, управляющему жребием смертных; искренность сердца его изливалась и на язык его в делах, тайности не подлежащих; сему последнему послужит доказательством и одно следующее. Когда лишился он зрения и силы его телесные ослабели и, следовательно, продолжать служение более не мог, то написав просительное к императрице письмо о увольнении своем от службы, поехал с оным в день воскресный на куртаг во дворец; его подвели к ее величеству; великая сия монархиня, почитавшая его добродетели, посадила его подле себя, и старец заговорил, что он ослеп и не может исправлять должности службы. «Я разумею тебя, — сказала на сие великая Екатерина, — я разумею тебя, Иван Иванович; ты, конечно, хочешь проситься в отставку; но воля твоя, я прежде не отставлю тебя, пока не отрекомендуешь мне на свое место человека с таковыми же достоинствами, с каковыми и ты». Толь лестная монархини речь тронула его даже до слез. Что ж он ответствовал на оную? «Нет, государыня, мы, Петра Великого ученики, проведены им сквозь огонь и воду, инако воспитывались, инако мыслили и вели себя, а ныне инако воспитываются, инако ведут себя и инако мыслят; итак, я не могу ни за кого, ниже за сына моего ручаться». Сей добродетельный старец рассказывал сам сие мне по приезде из дворца, прибавя к тому: «Тут все были, но мне что за нужда? Я сказал, что чувствовал».

Впрочем все описанные мною добродетели его известны были мне совершенно, и могу сказать, что все движения сердца его не могли от меня быть сокрытыми; ибо имел я счастие быть им любим и более двадцати лет жил с ним почти неразлучно, в течение которых почти ежедневно наслаждался утренними его с собою разговорами и рассуждениями, открывавшими мне все чувствования души его.