Иван Неплюев. Записки - 31

Выписка из экстракта по сему делу

«1. В допросе сиделец из трактира показал: Сего-де марта 3 числа были в трактире двое московских дворян, один в зеленом, а другой в сером кафтанах; сидя за особым столом, двое играли в карты, а в какую игру, того он не знает; денег у них на столе не было и крику между ими не происходило; а как пробило ночи 2 часа, то один другому махнув рукою, пошли вместе, а куда, того он не ведает.

2. Жители у того места, где найдено мертвое тело, показали: кто заколол оного московского дворянина, того они не видали и не знают.

3.  Один русский человек, Дмитрий Федоров, который находится в венециянской службе в папежском полку солдатом, показал: был-де он, Дмитрий, на галере Баштард, и ему, Дмитрию, Алексей Арбузов сказывал, что он заколол Самарина.

4.  По присланному из венециянского сената указу велено генерал-капитану Алексея Арбузова допросить против вышеписанного; а в допросе он показал: «Василья Самарина я, Алексей Арбузов, заколол по сей причине: пошли-де мы оба из трактира в третьем часу ночи, и Самарин звал меня на свою квартиру табаку курить, а на дворе схватил он меня за уши и, ударив кулаком в лоб, повалил под себя и потом зажал рот, дабы не кричал; а как его, Васильев, перст попался мне в рот, то я его кусал из всей силы; а потом просил у Самарина, чтобы меня перестал бить и давить, понеже он пред ним ни в чем не виновен, на что ему Самарин ответствовал: «Нет, я тебя не выпущу, а убью до смерти». Почему я, Алексей, принужден был, лежа под ним, левою рукою вынуть мою шпагу и, взяв за клинок возле конца, дал ему три раны, а потом и четвертую; почему он, Самарин, с меня свалился на сторону, от чего и шпага моя тогда переломилась; а я, вскоча и забыв на том месте парик и шляпу, побежал прочь, а потом для забрания сих вещей назад воротился и, увидев Самарина лежаща бездыханна, побежал на свою квартиру и, пришед на оную, кафтан мой замывал и назавтрее к балбиру шпагу затачивать ходил». И прибавил: «А прежде я в том для того не винился, что не надеялся, чтобы меня здесь судить стали, а думал, что отошлют к моему государю, пред которым я бы ни в чем не заперся. Когда же меня судить велено, то я во всем вышеписанном признаюсь и винюсь по сущей правде».