10/23 августа 1918.
Ведь если Сергеенко[1] может иметь значение и влиять на общественное мнение — то каково же оскудение умов!
Он сидит в Ясной и именем Льва Толстого сохраняет помещичий строй, буржуазную, праздную жизнь, излишества и земельную собственность.
— Во имя Льва Николаевича надо выдать Софье Андреевне ее капитал, — говорит он комиссару Торгового банка в Москве. И комиссар спешит выдавать деньги, чтобы не прослыть противником Толстого, которого большевики считают своим.
— Во имя Льва Николаевича надо оставить имение Софье Андреевне! — И тульские большевики кланяются и подчиняются.
— Во имя Льва Толстого надо дать жителям Ясной Поляны рису, сахара, макарон, мыла и т. д. — И все дают.
Я этим всем хоть немного пользуюсь, но мне это тяжело. И я всеми силами стремлюсь вон из Ясной Поляны, где на каждом шагу я чувствую фальшь и притворство.
Сергеенко нас ненавидит классовой, завистливой ненавистью, и его отношение ко мне либо преувеличенно льстивое, либо грубо, дерзко ругательное. И то и другое мне невыносимо противно.
Жить мне тут и по другим причинам тяжело. Так как мама стала очень слабо соображать, многое путать и забывать, мне пришлось взять на себя руководство хозяйством. Я всю жизнь ненавидела большие хозяйства и имения и всегда (хотя рок меня и ставил всегда в эти ненавистные условия) сторонилась хотя бы от участия в хозяйстве. Теперь же судьба, точно на смех мне, поставила меня в такое положение, что вожжи яснополянского хозяйства незаметно и по необходимости попали в мои руки. Я решила, что доведу уборку до конца, потом кому-нибудь передам хозяйство.
Кроме того, мне хочется стать на ногу трудового человека, зарабатывающего свой хлеб.
Здесь это сделать трудно. Все привыкли к тому, что у меня открытый дом и что я даю нуждающимся, когда у меня просят. Теперь положение очень изменилось: у меня ничего нет, кроме вещей, и часто мне смешно, что мне служат и у меня просят люди, которые гораздо богаче меня: у них есть дом, земля, молодость. У меня же ни того, ни другого, ни третьего.
Свободное копирование
