14 октября 1904. Кочеты.
17-го сентября выехали с Мишей и Алей из Ясной в Петербург. Отдали Алю в гимназию Гуревич, а жить у учителя гимназии К. Н. Леман. В Петербурге была у своего старого знакомого, теперешнего директора департамента полиции А. А. Лопухина, чтобы просить о возвращении Дашкевича в Россию. В разговоре Лопухин мне сказал, что «решено не преследовать толстовство». Каково! Это Святополк Мирский и Лопухин, которого я знала с первого курса университета ничтожным, неинтересным мальчиком — решили, что можно «толстовство не преследовать».
Просила я также и за Бирюкова, и за Черткова, и Лопухин обещал дать Бирюкову возможность вернуться и снять с него гласный надзор полиции.
Пробыли с Мишей в Петербурге два дня и одну ночь, которые провели у Левы. Он занят книжным магазином, который он открывает для того, чтобы дать возможность человеку, желающему иметь нравственную книгу, знать, где ее приобрести.
Он написал две статьи в «Новом времени» в патриотическом духе, которые я не читала, не желая портить моих отношений с ним.
Была в Петербурге у Стасюлевича, которому отдала свои воспоминания о Ге. На обратном пути заехала в Москву, а Миша проехал в Кочеты. В Москве съехалась с мама, с которой проехала в Ясную. Папа здоров, бодр, собирает мудрецов. Не читает газет уже с месяц. Долго ли протерпит? Оставила в Ясной Дорика и Наташу, так как в Кочетах сильная скарлатина, и 28-го через Горбовых приехала в Кочеты. Живем вчетвером: дядя Саша, Миша, Лева и я. Впрочем, еще доктор, который часто отсутствует. Здоровье Миши недурно, хотя и был один припадок в Ясной и один небольшой как-то приезжая из Головинки.
Вчера получено ужасное известие о том, что наша балтийская эскадра перестреляла английских рыболовов, несколько рыболовных судов пустила ко дну и все суда, встреченные ею, поранила (их было 40), приняв их за переодетую японскую эскадру. И все это в английских водах близ Гулля. Какова должна быть глупость, грубость, опьянелость тех животных, которые это сделали! И, разобравши свою ошибку, они не остановились, чтобы снасти тех утопающих, которых можно было еще спасти, а удрали! Англия грозит нам войной, — и понятно! Но понятно и то, что у нас выросли и воспитались люди, способные сделать такие поступки. Последние года у нас все стоит на подкупах с одной стороны и устрашения с другой. Как не выйти негодяям и трусам из подобной системы! У нас ни правил, ни законов, ни чести — ничего нет, — остается одна сила. Но, когда она не дисциплинирована и не подчинена тоже каким-нибудь законам, она сама себя уничтожает.
Сколько лет тому назад Герцен говорил, что стыдно быть русскому. Это чувствуется и теперь. Миша не хочет ехать за границу из-за этого чувства, хотя его иначе формулирует.
На днях был у нас Дягилев (редактор-издатель «Мира искусства») с молоденьким красавцем студентом, которого он возит под видом своего секретаря. Приезжал по поручению великого князя Николая Михайловича смотреть портреты для выставки портретов, которая в январе устраивается в Таврическом дворце в пользу солдатских семей. Эстет и декадент. Неглупый, самоуверенный, по-видимому принципиально развращенный и язычник до мозга костей. Поклоняется только красоте и наслаждению. Поехал отсюда в Ясную. Мне будет обидно, если папа его слишком хорошо примет и будет говорить с ним вовсю. Мне на себя досадно, что я серьезно говорила с ним, но я вполне узнала его только после его отъезда, когда В. Мамонтов подтвердил некоторые мои подозрения. Жалко смотреть: молодой (31 год), неглупый, образованный, здоровый, довольно красивый. И вместо того чтобы все свои дары употребить на пользу человечества — представляет из себя вредную язву, от которой надо было бы избавить человечество! И я думаю, он совсем безнадежен.
Свободное копирование
