Дневник Сухотиной-Толстой - 47

15 сентября. Среда.

Только что отыграли в крокет. Я играла с Красной, а мама с Машей. Каждая партия выиграла по одному разу. Перед обедом катались в коляске на новых лошадях; они хотя некрасивы, но очень резвы и сильны.

Вчера получили от папа письмо, что он советует нам переезжать только 1-го октября[1]. Я в отчаянии, что не увижу выставки[2].

Нынче я с мама очень была раздражительна, — такой несчастный у меня характер, — и главное, что из-за пустяков: мы говорили о Машиной пальто, и я стала мама упрекать в том, что у нее нет вкуса и что Маша всегда скверно одета.

Не все ли мне равно? И странно, что больше всего на свете меня раздражают платья и наряды, может быть оттого, что меня сердит, что я такой вздор могу принимать к сердцу.

Вчера вечером я сижу в зале, вдруг приходит Красная, лицо испуганное и — о, чудо! — почти бледное! и говорит, что в поле около Чепыжа что-то такое черное (а эти последние дни все об волках разговаривали) и что это черное похоже на волка, грызущего что-то такое. Я пошла за биноклем, своего не нашла, взяла огромный папа, и мне показалось то же самое.

Краснаяговорит:

— Oh, please, do let's take that bundle of filth and dirt (это — Иванлакей), Герася and Илюша with a gun and do let's go and see what that is.[3]

Вот мы и собрались: Илья с ружьем, Иван с кинжалом, Федька с ножом и я с зонтиком. Лунная ночь, жутко, но мы все-таки с храбростью отправились и вместо волка увидали только тень от яблони. Я пришла домой и стала искать свой бинокль, но его нигде не было.

Вот уже вторая вещь у меня пропадает: во-первых, мои коралловые серьги, которые мне подарила бабушка, и теперь мой хорошенький бинокль слоновой кости, который мне мама в прошлом году подарила к рождению. Когда-то я новый наживу.

Мама мне рассказывала, что ее отец, когда меня видел маленькой, удивлялся моему лбу и говорил, что он подобного никогда не видывал и что я или буду чем-нибудь замечательна, или сумасшедшая. До сих пор не заметно ни то, ни другое.