25 мая на автовокзале, вернувшись из Орджоникидзе в Нальчик, я тепло простился со своей группой, сел в рейсовый "Икарус", и мы разъехались. Они - "налево", я - "направо", в аэропорт Минвод.
Мне нужно было лететь в Бухарест, но до этого вечера был целый день работы на "Мосфильме". С меня сняли мерки для парика. Я обговорил с Татьяной Васильевной облик исполнителей, мы обсудили текущие дела с режиссерской группой, побеседовали с директором объединения. Написал письмо Ермашу с просьбой о "кодаке" и отправился сначала в "Совинфильм", а потом в Госкино.
Директор "Совинфильма" сообщил мне, что ФРГ заинтересовалась "Лермонтовым", но посредник, увы, находится в больнице и выпишется не раньше июля. Максимум, на что мы можем рассчитывать, - это "кодак", грим и немного ткани, а в общем, я понял: не надо никого ждать, а работать своими силами.
В Госкино молодой человек, помощник Ермаша, начал сильно сокрушаться по поводу моего замаха на Лермонтова - мол, "подставляете себя под град каменьев". Я отдал ему письмо с просьбой выделить пленку "кодак". Он долго выяснял в различных отделах и управлениях, где находится письмо Сизова, рассматривал мои фотопробы. И тут я увидел, что из кабинета вышел Ермаш. Я с фотографиями в руке устремился прямо к нему навстречу, мы поздоровались.
- Ты что здесь делаешь? - спросил министр.
- Да вот зашел фотопробы вам показать.
Протягиваю ему четыре фотографии. Он бегло посмотрел одну-две и произнес с ядовитой улыбкой:
- Плохой Лермонтов.
- Как?!
- Плохой Лермонтов.
- Вы это в шутку?
- Плохой Лермонтов, плохой... - И устремился к выходу, оставив меня, убитого, в замешательстве часа на три, пока я не справился с эмоциями уже дома, оставшись наедине с собой и Лермонтовым.
Бог с ним! Фильм-то уже создается. Не остановит же он меня. Сниму, а там - все равно головы не сносить!..
В Румынии известие о том, что я снимаю "Лермонтова", тоже действует гипнотически. Михаила Юрьевича знают здесь и любят.