Дома меня ожидал сюрприз. Наш буфетчик, степенный Иван Петрович, доложил, что меня уже давно поджидает какой-то французский военный. И действительно, передо мной в приемной вытянулся солдат-территориал в красных штанах и потертой шинели старого образца (новая форма защитного цвета для территориальной армии еще не была заготовлена).
— Mon colonel (мой полковник), солдат первого класса Лаборд Леон является по случаю назначения вестовым к «моему полковнику»,— четко отрапортовал человек, которого я не сразу признал.
— Леон Лаборд, так это вы, мой милый граф! — спросил я.
— Ну, конечно,— ответил мне солдат.— Неужели вы позабыли наш вечер у Муммов два года назад?
И тотчас перед моими глазами встала одна из картинок беззаботного светского Парижа.
Сижу я как-то, окруженный парижанками, после обеда у хозяина одной из лучших марок французского шампанского — «Мумм».
Против меня, грея спину у большого камина, стоит во фраке, в белом жилете стройный блондин с голубыми глазами и упрямым подбородком — граф Лаборд. [438]
— Что же полковник,— обращается он ко мне,— когда же война?
— Какая там война,— бравирую я.— Все это только газетные утки.
— Полно, полно. Вы, конечно, многое знаете,— щебечут дамы,— но сказать нам не хотите. Вы ведь в случае войны останетесь с нами, не правда ли?
— А меня возьмете своим вестовым,— шутит Лаборд.— Мы с вами сверстники. Действительной службе в войсках я не подлежу, а для вас могу быть полезен. Вы увидите, как мы хорошо устроимся.
Лаборд пристал ко мне, как человек, твердо знающий, чего он хочет. На следующее утро он позвонил по телефону и, напомнив обещание, просил замолвить о нем слово в генеральном штабе. Отделаться было невозможно, и я скорее для проформы, в шутку, рассказал об этом случае при свидании начальнику 2-го бюро. К великому моему изумлению, полковник обещал передать пожелание Лаборда в инспекцию пехоты, а я совершенно об этом позабыл.
Вот какая случайность доставила мне ценного и преданного сотрудника.