3 февраля
Вчера к ночи опять ужас овладел моим сердцем. Температура поднялась до 37 и 8. Ночь тяжкая, в три часа ночи опять морфий впрыснули, но тоска и бессонница продолжались. До пятого часа я была с ним вдвоем, приходили два раза Сережа и доктор Альтшулер.
Когда я поднимала Левочку и служила ему, не присаживаясь ни на минуту, он жал и гладил нежно мои руки и говорил: "благодарствуй, душенька", или: "я тебя измучил, Соня". И я целовала его в лоб и руки и говорила, что мне большое счастье ходить за ним, лишь бы как-нибудь облегчать его страдания.
Было стеснение в груди, тяжелое дыхание; он все пил воду с вином и шампанское.
Сегодня утром все жар 37 и 4 или 37 и 2. Но диктовал все более и более слабым голосом поправки статьи. Интересуется содержанием писем, которые мы ему вкратце рассказываем.
Сегодня в "Русских Ведомостях", наконец, напечатано о болезни Льва Николаевича.
Вчера утром уехал Лева в Петербург.
Сейчас Л. Н. поел немного супу, яйцо и воздушный пирог. Спросил Соню: "А где вы в прошлом году мать схоронили?" -- "Мы ее свезли, по воле брата, в Паники". -- "Как бестолково,-- сказал Л. Н., -- зачем возить мертвое тело".