2 октября. Феодосия.
Встал до солнца, в 5 ч. Было 9 гр. Ущербленная луна и ущербленная Венера; два серпа на небе. К востоку облака, остальное чисто. Еще темновато. Я ходил по своему «проспекту», над морем. Явилась ранняя чайка. Она летала довольно высоко и скоро; затем другая, третья. На море явились рыбацкие лодки, четыре; они вынимали сети и потом опять ставили. Голуби садились на купальню рядком. Море с прибоем, который вчера был сильнее. Вечером белая волна, падая, светилась и летела по морю, как белая ракета.
Мне грустно. Вчера я получил письмо из Петербурга. С Японией не ладно. Алексеев телеграфировал в мин. иностр. дел, что он не допустит высадки японцев в устье Ялу, затем, на другой день, государю, — как он смотрит на это дело. Мин. иностр. дел ответил ему, что государь в Европе, что телеграмма ему передана, и что он настроен миролюбиво.
Японец ударил царя саблей по голове, когда он был наследником; японец и теперь бьет его по голове, а эта голова не весьма знает, что она должна делать и что может сделать. Он все ждет наследника и до этой «радости» ничего не делает.
Мне кажется, что не только я разваливаюсь, не только «Нов. Время» разваливается, но разваливается Россия. Витте ее истощил своей дерзостью финансовых реформ и налогами.
Свободное копирование
