18 мая.
В Maison Lafitte с Татищевым у Маковского, который купил у Верещагина за 45 т. фр. его помещение. Это почти даром. Верещагин заплатил за одну землю, на которой ничего не было, 50 т. фр. (19 000 кв. метр.), сам посадил деревья, платя иногда по 100 фр. за дерево. Мастерская огромная, красиво декорированная картинами, антикварной мебелью, коврами, гобеленами и пр. У Маковского двое детей от новой супруги. Она просила меня поговорить о разводе мужа с его женою, Ал. Петр. «Положение фальшивое», — говорит она. Понятно. Отец ее бывший казначей, честный человек. Лечится в Париже. Мать ее живет с ними. — Видел эскиз «Минина». Эффектная будет картина. Но Минин едва-ли выйдет. Пейзаж прекрасный. Много этюдов с натуры в Нижнем.
Скальковский рассказывал о Сбышевском, командире корабля, все сдал честно и уехал на восстание. (Уроженец Николаева, Скальк-го знал он мальчиком, когда был морским офицером в Одессе). Пока добрался, восстание кончилось. В Париже выдавали. Он пробрался в Англию, работал в Шотландии на жел. заводе простым рабочим, не зная языка. Потом переехал в Париж, первый стал интересовать французов русскими дедами, имел миллионы, потом все потерял. Теперь занимается комиссионерством. Прощен, ездит в Петербург. Ему 65 л., но еще бодрый и деятельный.
Обедал в Café de Paris с Татищевым, Бестужевым и Петипа. Последние уехали в цирк. Мы с Татищевым оставались. Он рассказывал мне чрезвычайно интересную историю свою во время кампании, когда он приехал в Белу с депешами от Горчакова. Сухой прием, не пригласили к обеду. Суворов заметил, сказал государю. Тот позвал его… Говорил с ним. Перемена. «Да, в. в.» — «Нет, в. в.» — Окружающие: «Как можно! Надо: — точно так, в. в. Никак нет, в. в.»… Управлял дипломатическим Комитетом (?) у Тотлебена и сносился с королем румынским Карлом. Гринвицкий редут. Две роты. — «Пусть просит письменно. Я должен отказаться от трона, если признаю свою армию трусливою», Скобелев и румынские офицеры, с которыми он поехал на аванпосты, трусы. Воспитанники французских школ. Кн. Имеретинский, которого хотели назначить послом в Константинополь, умный, деятельный. Тотлебен ему многим обязан… С женщинами слаб. В 1875 г. обедая в Пеште с имп. Франц-Иосифом. Приехал с красносельских маневров генерал Дегенфельд. Последний хвалил русскую армию, пехоту, солдат. Но что касается артиллерии, инженеров, то говорил, что все это слабо: «Напоминает состояние этих частей у нас при Евгении Савойском.» Татищев, несмотря на этикет, сказал: «Да, может быть лучше было бы, если бы и в австрийской армии эти части напоминали Евг. Савойского: тогда были бы победы, а не поражения, вроде Кениггреца». Все смутились. Император покраснел и, обращаясь к Дегеафельду, сказал: «Это первый секретарь русского посольства» (Татищев был во фраке, а потому генерал не знал, что это русский) и к Татищеву: «Вы совершенно правы». Вена недели три говорила об этом.
25–30 лет тому назад Татищев играл выдающуюся политическую роль. Он — очень даровитый человек и повредил себе и тем, что даровитых не любят, и тем, что у него кружилась голова, и своим языком. Он сам это говорил. У меня к нему невольная симпатия, и я желал бы ему всего лучшего.
Лобанов, будучи послом в Константинополе, прозевал Критский договор во время берлинского конгресса, когда целость Турции была признана. Не прозевай он этого, а сообщи во время, — берлинский договор мог бы иметь другой исход.
В цирке мисс Дудлей ногами держится за трапецию, висит вниз головой, поет, и в это время на трапеции, которую она держит руками, атлеты упражняются. Потом держится зубами. Глупо и скучно. Шансонетки, певица, открытая спереди и сзади, похабщина, а патриотизм воспевает.