13 февраля 1880. Среда
Утром — немножко скуки с Дмитрием Дмитриевичем. Псаломщик (или послушник Лосев) был, пришел проситься в Миссию; к сожалению, совсем неученый. В десять часов Дмитрий Александрович Резанов принес фотографии своего плана византийского храма. Прекраснейший молодой человек; жаль, что в их семействе двое больных — младший брат его и сестра, оба в чахотке. — Пришел о. Иосиф, цензор, с статьей в «Новом Времени» против него и своим ответом; автор статьи Лесков — недобросовестный человек; грязный намек его на куплеты непристойного свойства по поводу о. Иосифа — положительная клевета на последнего. Владыка звал для объяснения о. Иосифа и требовал для просмотра брошюру Попова. Владыка — вот человек, стоящий на почве. О. Иосиф объясняет это примером. «Если сказать ему: „Сегодня 13–е число“, он и тут возразит: „Ну вот”; — да ведь вчера было 12; „А ну разве!”, — промолвит он и тогда. Совершенно верно. „О. Анатолию нужно здесь полечиться, у него ревматизм”». — «А вот доктора скажут, что ему не нужно опять в Японию ехать, он и останется здесь». — «Да его, Владыка, так же, как меня, палкой не прогонишь из Японии»… В четыре часа пришла Вера Федоровна Герц и проболтала битых три часа. Вот идеальная, образцовая «болтунья–лгунья»! По ее рассказам, она и А., бежавший из Йокохамы от долгов — сущие ангелы, а все прочие люди — Пеликан, Струве, моряки, Савченко (Петр Николаевич) — ужасные, неблагодарные. Мне чуть тошно не сделалось от ее болтовни, и я стал терять всякое терпение и безмолвно уставился лишь на поднос с чайным прибором. Учащенные приемы такой болтовни могут просто с ума свести. Вчера одна докторша, сегодня другая, и все жалоба, и все ложь, — нужна баня! — В восьмом часу отправился к графу Путятину, чтобы передать Ольге Евфимовне фотографии плана Резанова в слабой надежде, что, авось–либо старик граф будет побужден собирать на храм, тогда бы, конечно, план Резанова мог быть осуществлен. В девятом часу был у Желобовского, протоиерея Кавалергардского полка. Застал там, между прочим, заседание «Комитета Общества Вспомоществования Бедным Студентам Духовной Академии». Просматривали список членов, внесших и еще нет деньги; невнесших члены Комитета разбирали себе — кому удобней получить деньги. В это время хозяин — казначей Общества — и рассаживал других гостей играть в карты, и занимал их, и вместе участвовал в работе Комитета, давал книги для подписи. Это смешение дела с бездельем и нравилось, и не нравилось: дело лишено было сухости, но в то же время и за прочность его, по–видимому, нельзя твердо ручаться. А дело, собственно, весьма плодотворное: сколько бедных умных людей получат возможность быть полезными Церкви и Отечеству! — П. П. [Павел Петрович] Заркевич часто приглашал сопутствовать ему к закуске. Е. И. [Евграф Иванович] Ловягин флегматически осторожно играл в преферанс, причем, однако, и ремизился; его визави — гений в игре — тоже ремизился по молодости. А. Г. Вишняков расспрашивал об Японии и Богомолове. Придворные певчие превосходно пели; старик — тенор поражал своей чистотой и силой. Много табачного дыму. За ужином, за который сели в первом часу, радушный хозяин и хозяюшка, ходя вокруг столовой, одушевляли веселостию; старик Гиляровский и Щапин смешили остротами. В. В. [Владимир Васильевич] Никольский, инспектор Лицея, серьезничал. После ужина еще некоторые засели играть в карты, другие пели или уходили; так как мой крест хозяином был спрятан под замок, то я едва в начале третьего часа ушел; но истинно доволен был вечером — так все было радушно, просто, непринужденно и весело. В половине третьего пришел к Путятину и лег спать, с сожалением узнавши, что самовар был на столе в ожидании меня до двенадцати часов.
Свободное копирование
