Путешествие в память

Мой  дедушка по материнской  линии Жеребцов Анатолий Павлович родился в Ростове-на-Дону. Его отец Павел Жеребцов – русский, мать Полина Крамаренко – украинка из города Киева.   

Согласно семейному преданию, Павел Жеребцов был потомственным дворянином, чьи предки, попав в опалу к царю, бежали на Дон и примкнули к донскому казачеству. В сыне он воспитал храбрость и стремление к учебе.
Полина Васильевна Крамаренко играла в Народном театре, прекрасно рисовала и пела. Это была набожная христианка, которая, несмотря на негласный запрет советского времени, всегда посещала храмы и молилась. 

В сорок первом совсем юным Анатолий Жеребцов ушел на фронт. Воевал в пехоте, попал в окружение. Из отряда выжили двое: он и еще один парнишка. Были ранены, скитались по тылам, голодали, но не бросили оружие. В конце концов, – вышли к своим.
В госпитале старшие офицеры приметили, что Анатолий Павлович  хорошо владеет французским и немецким языками. Немецкий язык преподавали в ростовской школе перед началом Войны, и он неожиданно для себя заговорил на четырех его диалектах. Необыкновенная тяга к языкам побудила Анатолия Павловича к изучению французского и английского.
После госпиталя он работал переводчиком-синхронистом, помогал во время переговоров с союзниками.  
Но быть военным переводчиком ему оказалось не по душе. Он мечтал писать, творить, снимать фильмы.

Демобилизовавшись, Анатолий Павлович купил фотоаппарат, и вскоре его фотографии начали публиковать почти все газеты Северного Кавказа.  
Кроме блестящего знания языков, он занимался боксом, шахматами. 
А ещё писал статьи и заметки. К статьям он прилагал свои фотографии, проявленные в домашней лаборатории. 
Талант его был столь многообразен, что он даже преподавал на физико-математическом факультете! Его пригласил знакомый профессор, разглядевший в студенте поразительные математические способности. Для него это было школой жизни, но не её смыслом. Он жаждал творческой работы.   

Анатолий Жеребцов сделал предложение Федоровой Галине Николаевне, в которую был влюблен со школы. Они учились в одном классе. Галина Николаевна жила со своей матерью Юлей-Маликой в ростовской коммуналке, бывшей некогда огромной квартирой, принадлежащей ее деду по отцовской линии (он закончил в свое время Горный институт и заведовал угольными шахтами). После войны с фашистами большой двухэтажный дом переделали в советскую коммуналку, «милосердно» выделив потомкам собственника две комнаты. В Галине Николаевне удивительным образом сочеталась благородство кабардинских князей, непокорность горцев, французский шарм, армянское гостеприимство и широта русской души. Она изумительно танцевала лезгинку, умела отлично готовить национальные кавказские блюда. 


Во Вторую мировую отец Галины, Николай, пропал на фронте без вести, а брат Игорь погиб в бою. В 1941 году Игорю Федорову исполнилось шестнадцать лет. Он подделал документы, что ему восемнадцать и бежал на фронт – защищать Родину от фашистов. С ним бежала и его первая любовь, девушка-армянка семнадцати лет.
На парашютах их разведгруппу бросили на сигнальные костры. Но это оказалась засада, спланированная немцами. 
Еще в воздухе Игоря ранили из пулемета. Он с оружием в руках остался прикрывать уцелевших  товарищей, чтобы те смогли уйти. С ним осталась девушка, которая его любила. Через несколько дней их тела со следами изуверских пыток обнаружили партизаны. 

Юля-Малика в течение шести лет добивалась пенсии за потерю сына. Государство отказывалось платить. Но в итоге, после того, как несколько ребят из отряда, которые выжили благодаря подвигу Игоря, предоставили свидетельства, государству пришлось назначить пенсию матери за потерю сына. Правда, совсем крохотную. 


Анатолий и Галина поженились и через год у них родились двойняшки: моя будущая мама Елена и ее сестренка Виктория.
Виктория, к сожалению, не прожила долго.
Галина Николаевна в молодости обучалась у Ростислава Плятта. Затем играла в ростовском театре и расписывала вручную покрывала и платки.
Историю родового дерева в семье почитали и знали всех предков до седьмого колена, передавая эти знания следующим поколениям.

В девятнадцатом веке моя прапрабабушка Елена Владимировна прославилась красотой на весь Ставрополь. За необыкновенный сине-зеленый цвет глаз, люди прозвали юную девушку «Персиянкой». 
Это не имело никакого отношения к Персии. Просто кожа Елены цветом и бархатистостью была похожа на персик....  
Семья Елены считалась зажиточной. Имела прямое родство с купцами Поповыми. Был двухэтажный дом на Ташле, в старом районе города. 
Приезжий горец в папахе, впервые увидевший девушку у колодца, не сомневался ни секунды: перебросил ее через коня и увез в свой аул. 

Среди высоких каменных башен и синих гор, родилась Юля-Малика. 
Она помнила отца, хмурого чеченца с бородой, который владел бесчисленными отарами овец. 
В справке о рождении девочку записали «Малика Мусаевна». Но Елена бежала из аула вместе с шестилетней дочерью, когда супруг привел в дом вторую жену. 
Через время Елена вновь вышла замуж. Маленькую Малику крестили по православному обычаю, и она стала «Юлей Дмитриевной». Ее удочерил Дмитрий Прокофьев, родственник композитора Сергея Прокофьева. Он же стал отцом ее братьям и сестрам. 
Крестным отцом всех детей Елены и Дмитрия был гласный городской думы меценат Г. К. Праве, основатель краеведческого музея города Ставрополя. Он часто навещал семью, а под Рождество всегда отправлял сани с подарками.

Юля-Малика окончила женскую гимназию и вышла замуж за Николая Федорова, человека из благородной образованной семьи из Ростова-на-Дону. В браке родилось двое детей – дочь Галина и сын Игорь. 
Потом Первая мировая, февральская революция, октябрьский переворот, гражданская война, террор. 
Братья Юли-Малики погибли защищая Родину, родители умерли, а двухэтажный деревянный дом на Ташле сгорел.
Выжила только младшая сестра, названная в честь матери Еленой. 
Другую сестру Юли-Малики, Лизу Попову при раскулачивании сотрудники  НКВД избили вместе с маленьким сыном. Пятилетнего ребенка били по голове наганом. Отца семейства – расстреляли. У сына впоследствии обнаружили опухоль мозга. Мать и сын не прожили долго.

После войны с фашистами жизнь была нелегкая. Еда по карточкам, одежда по талонам. Семья Галины и Анатолия считала каждую копейку. И вдруг, в конце пятидесятых, прибыл в ростовскую коммуналку смуглый старик. Старик был в папахе, сапогах, верхом на коне.
Юля-Малика была поражена. 
– Мы знаем, что ты наша, я навел справки, – сказал ей старик: –  Твой отец Муса умер. А меня зовут Саид, я  его младший  брат. Я привез подарки для твоей внучки.
И старик выложил из дорожного мешка на стол конфеты, домашний сыр, и пачку денег.
Единственный раз в жизни моя будущая мать, тогда ученица третьего класса, видела этого удивительного старика. Он немного поиграл с ней и уехал.
А на деньги, что он оставил Галина Николаевна и Юля-Малика купили швейную машинку «Зингер» и стали шить соседкам платья и пальто. 
Так в доме появился достаток. 


Анатолий Павлович работал журналистом в ведущих газетах на Северном Кавказе, совмещая написание статей и очерков с целым рядом сценариев для телевизионных программ. В итоге в шеститедятые он выбрал телевидение и переехал в Грозный, где ему предложили должность кинооператора. 
Но журналистскую работу не бросил. Работал несколько лет в «Грозненском рабочем» и других газетах республики. 

Галина Николаева наотрез отказалась переезжать в Грозный и осталась в Ростове-на-Дону, а мама отныне разрывалась между горячо любимыми родителями. 

В доме Анатолия Жеребцова «поселились» монтажный столик, кинокамеры и многометровые катушки пленки. 
Молодых ингушей и чеченцев после окончания вузов отправляли к  нему в практиканты, чтобы они научились качественно снимать. Анатолий Павлович проработал на грозненской телестудии вплоть до 1993 года, то есть посвятил телевизионному делу более двадцати пяти лет.


Прозвище, под которым его знали сотрудники телестудии – «Борода».
Оно возникло таким образом: работникам, угрожая увольнением, приказали побриться – телевидение советское и негоже портить имидж.
На следующий день все: русские, чеченцы, ингуши пришли после посещения брадобрея. Дед явился с бородой.
Директор телестудии начал возмущаться.
Тогда дед схватил его, приподнял, и строго сказал:
«Моя борода останется со мной!».
Директор его понял.

Дедушка не был однолюбом. Не только русские, но и горянки теряли рассудок рядом с необычайно талантливым человеком. Только официально, кроме моей бабушки Галины, за долгую жизнь у него было две жены и множество поклонниц. В Грозном он женился на Вере Омельяненко, журналистке и авторе книги «Возраст свершений». 

Дедушка ввел чеченские обычаи в своем доме, где мама два раза в год делала ремонт, и принимал бесконечный поток гостей, любящих вкусно пообедать. Работники телестудии искренне называли дедушку «настоящим чеченцем».  
– Приходилось нелегко! – вспоминает мама – в течение нескольких лет приходили ребята с телестудии с женами и детьми, и я готовила простую еду, чтобы всех накормить. Детям мой отец покупал игрушки и раздавал коробками, словно дед Мороз. Многие сотрудники прибыли в город из маленьких сел и сильно нуждались, а зарплата для начинающих на телестудии, для ассистентов, в то время была мизерной. Светотехники, рабочие на съемочной площадке были постоянно полуголодными и дедушка всегда их поддерживал, нередко отдавая свою одежду и обувь.  
– Недавно купил себе новый костюм. Берите! – говорил дедушка,  демонстрируя горское гостеприимство.
Никто не отказывался.


Владимир Высоцкий приезжал в Грозный с неофициальными визитами. Однажды приехал и всю ночь играл на гитаре в доме дедушки, изрядно раздражая мою будущую маму, которой утром нужно было идти на учебу. Привез его друг деда Цезарь Голодный, как и дедушка, переводчик, журналист. Это было в конце шестидесятых. Жила тогда семья дедушки на ул. Окружной в большой трехкомнатной квартире.

На память о встрече художник-антифашист Леонид Иванович Царицынский подарил Владимиру Высоцкому свою картину «Женщина - вампир» и листовку с призывом к восстанию, написанную его кровью на мешковине в лагере Бухенвальд. Познакомившись в доме моего деда, знаменитый певец и грозненский художник подружились.

Затем Анатолий Павлович уже в 1978 году прятал отснятую кинопленку об официальном приезде Владимира Высоцкого в Грозный, которую руководство попыталось уничтожить. Кинопленку всё-таки спасли, передавая друг другу всей съемочной группой, и фильм удалось сохранить. * (см. примечание).

Были на телестудии сотрудники, которые отличались беспардонным поведением и разгулами. С ними дедушка обходился строго, не смотрел кто перед ним – юная ассистентка или практикант. 
– На работе – работать, куролесить – дома!
Некоторые по этому поводу негодовали и до сих пор имеют на моего дедушку «зуб». 

Жеребцов Анатолий Павлович помимо русского, украинского, немецкого, французского и английского, выучил в совершенстве чеченский и ингушский языки.
Как-то приехав на свадьбу в высокогорный аул, он поразил стариков чистотой произношения. Ему не поверили, что он – не чеченец и стали спрашивать, из какого он клана (рода). 
Дедушка смеялся:
– Я – донской казак!
Старики-чеченцы посчитали, что он их разыгрывает. 
– Наверное, ты кумык или дагестанец – решили они – раз так прекрасно говоришь на нашем языке!

Родители моей матери трудились на нескольких работах. В доме были сервизы, хрусталь. Ковры ручной работы. Была своя машина «Волга». В 1984 году одну из квартир в Грозном, принадлежащих моей семье разграбила банда. 
Случилось это так: знакомая ингушка по фамилии Г. попросила Анатолия Жеребцова, чтобы ее дочка пожила в нашей семье.
– Родной брат хочет зарезать,  – плакала пожилая женщина: – Дочка с русским связалась. А это грех, позор.  Как бы «убийство чести» не произошло. Спрячьте мою девочку! 
Дед пожалел и приютил Раю, так звали молодую женщину, ровесницу моей матери.
Она жила в квартире год. Не работала. Ее кормили, одевали и всячески помогали.
Затем Рая навела на трехкомнатную квартиру банду родного брата, вымаливая, таким образом, «прощение» своих родных. Из квартиры деда вынесли антиквариат, картины, золотые украшения (целую шкатулку), и серебро! В доме были серебряные подсвечники в метр высотой. Вот такая случилась «благодарность».
Моя мама радовалась, что не украли книги, и сокрушалась по золотым украшениям, когда-то привезенным ей из Италии. 


Мама вышла замуж за моего отца в начале восьмидесятых. Они регистрировались в одном из загсов города Грозного, взяв в свидетели ближайших друзей. Познакомились во время учебы: мама окончила педагогический факультет, а отец выучился на юриста. 
Долгое время мама работала воспитателем в детском саду, а затем, получив дополнительно диплом в торговом техникуме, перешла в отдел снабжения на крупнейший завод «Красный молот».
Вечерами она занималась в литературном объединении «Прометей», где руководил известный ингушский поэт и писатель Саид Чахкиев. Писала критику и стихи. 

Со стороны отца я знала только бабушку Элизабет, артистку театра, всю жизнь посвятившую сцене. Она происходила из польско-еврейской профессорской семьи, жившей в Варшаве. Двоюродные братья Элизабет были довольно известными художниками. Семья не особенно одобряла  увлечение дочери сценой. 
У Элизабет был свой театр в Узени, и она выступала в Грозном. 
Обладая прекрасными внешними данными, синеглазая и светловолосая Элизабет слыла дерзкой и гордой. 
Ее сердце дрогнуло лишь однажды. Она влюбилась в чеченца, работающего в одном из гастролирующих театров. Он замечательно пел под гитару и был душой компании.
Когда родился мальчик, отец и мать долго совещались, что делать: ингуши и чеченцы уже подверглись депортации 1944 года, а евреев в Советском союзе тоже не жаловали. 
Элизабет и ее мужу удалось достать документы, что их сын – русский. 
Официально мальчик носил имя Виктор, а домашним прозвищем было «Ваха».  

Элизабет вскоре после рождения ребенка развелась, устав от постоянных измен пылкого горца. Общество не приветствовало неравные браки, и она скрывала, что родила ребенка от чеченца. Гордая польская еврейка тщательно хранила эту тайну от друзей и знакомых. 

Я совсем не помню своего отца. Он погиб, когда я была совсем маленькой. Моя мама категорически не хотела общаться с дальними чечено-ингушскими родственниками, опасаясь, что меня могут отнять по обычаю. Она могла нещадно отвесить тумаков, когда я спрашивала об отце. Надо сказать, что в детстве я обижалась и не понимала ее.  Но она знала, что у Луизы, сводной сестры моего отца, рожденной от ингушки, после смерти мужа отняли новорожденную дочь. За двадцать лет Луиза видела дочку только раз и то – спрятавшись за забором. Дети в Чечне принадлежат мужчине, а если он умер, то его клану (роду). 
Имея перед собой несколько подобных примеров, моя мама настояла, чтобы у меня была ее фамилия. 


Общалась и дружила я с дедушкой Анатолием. Недавно, перебирая семейный архив, изрядно поредевший после длительных чеченских войн, я обнаружила одно из дедушкиных удостоверений кинооператора, и бумаги, подтверждающие долгие  годы работы на телевидении. На телестудии каждые несколько лет обновляли удостоверения и, к сожалению, сохранилось только за 1983 год. 

Львиную долю заработка дедушка тратил на книги, и собрал домашнюю библиотеку в десять тысяч томов. Путешествуя по селам в Подмосковье, он скупал у местных жителей антикварные издания. 
Чтобы книги на шести языках поместились в просторной квартире в центре Грозного, ему пришлось самостоятельно сколотить узкие деревянные полки от пола до потолка. Богатейшая библиотека была практически полностью уничтожена в годы чеченских войн. Вместе с ней были истреблены огнем, разграблены мародёрами архивы деда, его великолепная коллекция спиннингов и удочек из тростника (более двухсот штук) и раритетные ружья (дед состоял в союзе охотников и рыболовов). 

Именно дед по материнской линии привил мне любовь к литературе и научил играть в шахматы. Благодаря ему, я читала «Историю государство Российского» прижизненное издание Карамзина, двенадцатитомник Шекспира 1902 года и другие…


В преклонные годы дедушка Анатолий часто задерживался на телестудии, чтобы сделать работу, которая утром должна была  выйти  в эфир. Возвращался домой довольно поздно. Руки сильные, в молодости боксом занимался. Идет по улице старик с бородой, в руке – газетка, а в газетке – эбонитовая палочка. 
Однажды он увидел, что пять парней бьют одного. Все чеченцы. Парень обороняется, но у бандитов – ножи.
Дедушка Анатолий бросился на выручку. 
Схватил покрепче свою эбонитовую палочку, да как ... ей по дурным головам! Парня по имени Руслан отбил, привез в больницу. Потом они долго дружили.

В смутные времена несколько раз к моему дедушке приезжал Джохар Дудаев. 
Уговаривал:
– Ты человек грамотный. Иди в чеченский парламент. Ты нужен народу!
Но дедушка отказался:
 «Я – человек творческий. Политика это – грязь».
Но помог определиться Дудаеву с названием республики. Именно он, перебирая книги в своей потрясающей библиотеке, вычитал о значении «Ичкерия» и рассказал Джохару. 
Джохару Дудаеву это название невероятно понравилось. 
– Ичкерия! Ичкерия! – восхищенно кричал он, хлопая деда по плечу.
– Теперь твой дед зайдет в историю – шутливо сказала моя мама.
  Но история всегда перевирается и подтасовывается в угоду политике.

Мой дед держался от политики подальше, и я взяла с него пример, отчего вызвала недовольство сразу нескольких ненавидящих друг друга сторон в русско-чеченском вопросе. Но мне, как и деду, главное обо всех писать правду. Нравится она кому-то или нет.

В начале Первой чеченской войны Жеребцов Анатолий Павлович погиб при обстреле больницы на улице Первомайской.
Выжил во время войны с фашистами, погиб под бомбами в родной стране.




Жеребцова Полина. 

Фотографии из семейного архива.

ДАННЫЙ МАТЕРИАЛ БЫЛ ОПУБЛИКОВАН В АМЕРИКАНСКОЙ ГАЗЕТЕ "АЛЬМАНАХ" ОТ 1 НОЯБРЯ 2016г.

ПРИМЕЧАНИЕ!

Владимир Высоцкий на фотографии Н. Куана (рядом Жеребцов А.П.) и другие работники телестудии. Мой дедушка единственный с бородой! Поэтому и прозвище "Борода" (остальные сотрудники сбрили бороды в середине 70-х, подчинившись приказу руководства)