Дневник N 10 (продолжение) 31 октября 1941 года
Продолжаю летопись нашего путешествия. Вчера в 5 часов приехали на ст. Михайлов, из которой не выезжаем уже 17 часов. Стоим на станции. В поезде 10 вагонов: 8 вагонов - международных - содержат также эвакуирующихся в Ташкент профессоров Академии наук, научработников ВКВШ - все очкастая, vйnйrable интеллигенция с тюками. 9-й вагон - Союз писателей; 10-й - НКПС. Мы пропускаем вперед какие-то воинские эшелоны с солдатами, автомашинами. Сколько еще мы простоим таким манером - неизвестно. Все утро таскали ведра воды, которые выливались через крышу; таким образом удалось вымыться. По общему признанию, я - самый элегантный человек состава. По списку получили хлеб (черный) на весь вагон.
Хорошо. Итак, застряли. По крайней мере, хорошо, что вымылся и вычистил зубы, - неизвестно, когда придется вновь произвести эту двоякую операцию. Державин напился, и вчера произошел инцидент с Макаровым - молодым критиком. Державин объявил презрение Макарову как беглецу - мол, "должен был остаться в Москве и крутить ручку пулемета" - в пьяном виде, впрочем. Конечно, мы теперь отрезаны от Москвы и не знаем о ней ничего. Еще хорошо, что пока не разбомбили состава.
Читаю "Les caves du Vatican" и "Фантастические новеллы" А. Грина. Вообще-то говоря, читать есть что. Итак, мы в Михайлове сидим, пропуская воинские эшелоны.
Старушка Меркурьева кряхтит, кашляет, умирает. Боюсь, что она умрет в дороге.
Отчего ее взяли Кочетковы? Пока я одолжил читать из моих книг: "Les Beaux Quartiers" - Александру Кочеткову, "Рассказы и фельетоны" Ильфа и Петрова - старушке, "Базельские колокола" - коменданту нашего вагона Лапину. Все страшно хотят поскорее выехать из опасной зоны - а тут, как на грех, застряли. По списку получу полбуханки хлеба. Лапин носится со списком. Я удовлетворен вполне тем, что не бомбят, что есть "шамовка", что вымылся и нахожусь в относительном комфорте и имею возможность читать и писать. Итохлеб (полбуханки).
Тот же день Мы все еще не уехали из этого Михайлова. Нас обогнали полдюжины военных поездов, наполненных очень грязными солдатами, сеном, мукой… Говорят, что путь свободен, но мы не продвигаемся по военным причинам - очень боятся бомбардировки. Солдаты рассказывают истории пулеметных обстрелов поездов немецкими летчиками. Весь поезд (наш) ужасно боится бомбардировки и немецких пулеметов. Факт тот, что мы вошли в полосу территории, очень близкой к фронту. Вполне возможно, что наш поезд подвергнется очень тяжелым испытаниям. Весьма неприятно стоять на месте и ждать событий… гм… не особенно пригожих. Большинство публики только и говорит о возможности бомбардировки. Я лично "подготовлен" в том смысле, что у меня есть сумка, в ней две буханки хлеба, две банки консервов, мой дневник и нож.
Все это мне кажется и детским и трагичным. Я абсолютно ни о чем не жалею, я знаю по собственному опыту абсолютную тщетность напоминаний о прошлом - напоминания эти раздирают сердце и ничего не дают. Я пустился в авантюру; пока я жив и "свеж", я рассматриваю события, в которые я замешан с объективным - скажу даже, "историческим" - интересом почти равнодушного свидетеля. Что касается меня лично, я рассчитываю на помощь Провидения. Говорят, бомбардировка была в нескольких остановках отсюда. Интерес людей ко всему мрачному, жадность к отвратительным подробностям, стремление к мазохизму, которое автоматически ведет к банальным и жалобным высказываниям, - все это я глубоко презираю у 99% этих господ и дам. Я совершенно не волнуюсь, доеду ли я по направлению Москва-Ташкент. Мне достаточно знать, что я жив и могу жрать. С другой стороны, я не один, и поэтому…
Державин - хороший тип, немного пьяница. Стремление к критике, происходящее от ясного и строгого ума, которое приходит к необходимости материального соприкосновения с объектами остроты моего взгляда. Я мало-помалу учусь лицемерию.
Некоторое время назад я хотел быть откровенным; я вижу, что это невозможно; надо изображать дурака, чтобы преуспевать. Митя это очень хорошо понял.
Свободное копирование
