Дневник N 10 17 августа 1941 года
Вот уже два дня, как началaсь новaя немецкая атака, 2-ая по счету. Новое нацистское наступление растянулось по всему фронту от Ледовитого океана до Черного моря. На Украине советские войска оставили Кировоград и Первомайск (близ угольного бассейна Кривого Рога). Как известно, первое общее немецкое наступление, после взятия нацистами Латвии и части Литвы, а также Украины и Западной Белоруссии, провалилось около Смоленска, перебитое на этом стратегически первостепенном фронте советским сопротивлением. После нескольких дней отдыха кровавые бои возобновились в районе Смоленска. Не было слишком серьезных наступлений на других фронтах - на Украине, в Белоруссии, Эстонии, Ленинграде и Молдавии. Все немецкие силы были сконцентрированы на Смоленске, стратегическом пункте, который открывает дорогу на Москву. После усиленной борьбы, ценою огромных потерь, силы Рейха сломили советское сопротивление и взяли Смоленск. После взятия Смоленска началось общее немецкое наступление номер 2, первым результатом которого оказалось, что советские войска оставили Кировоград и Первомайск, в районе Донбасса (Донецкого угольного бассейна), на Украине. В советском сообщении говорится об усиленных боях по всему фронту, от Черного моря и до Ледовитого океана. Сообщение это двух- или трехдневной давности. До сих пор я ничего не смог узнать о военном положении (в Казани я в город не выходил, кроме того, новости передаются только по радио, и газет не вывешивают). Но говорят, что самые жестокие бои происходят на Украине. Немцы, благодаря взятию Кировограда и Первомайска, отрезали дорогу на Одессу; возможно, что они пойдут на Одессу, чтобы отрезать Черноморский флот (Крым). Одним словом, военное положение скверное. Удастся ли Сталину перебить это новое немецкое наступление? В отличие от военного положения, наше положение как будто чуть улучшается.
Когда сделали заход в Чистополь (2-й город Татарии, куда эвакуированы многие известные писатели и семьи известных писателей), "Чувашия" взяла на борт двух-трех жен писателей, которые ехали в Берсут (где находятся дети писателей, эвакуированных в Чистополь). Когда они узнали, что мать едет в Елабугу, они с ней познакомились и поговорили. Они сказали, что сделают все, чтобы мы с матерью поехали жить в Чистополь, что она очень известная, что они поговорят с Асеевым и Треневым, что, несмотря на перенаселенность Чистополя из-за количества эвакуированных, они уверены, что можно будет найти комнату и что нас пропишут. Они говорили, что никто о матери не забудет, что "они нас отсюда вытянут", и чтобы мать не думала, что о ней забыли, что ей найдут место в Чистополе и т.д. и т.д. Они обещали сделать все возможное, чтобы мы с матерью поехали жить в Чистополь, что психологически и морально матери будет хорошо жить - как-никак, в среде писателей. У них был такой тон, что это абсолютно достоверно, что нас устроят в Чистополе, там есть мед, хлеб, школы. Они обещали послать телеграмму "до востребования" в Елабугу. Они говорили: "Как же не устроить Цветаеву в Чистополе, мы для этого сделаем все". В этом случае я надеюсь на Асеева, который на месте. Может быть, для этих дам это только слова, но думаю, что нет. Сикорская почти абсолютно уверена, что мы поедем туда, ей жалко, потому что она с матерью очень подружилась, у них общие интересы.
Сикорская очень симпатичная и умная, к тому же она породистая, словом, благородная. Она очень огорчена возможным отъездом матери в Чистополь, она таки надеялась, что мы будем жить вместе, в Елабуге. У нас с матерью следующая точка зрения: мы устраиваемся в Елабуге как ни в чем не бывало, находим жилье вместе с Сикорскими, стараемся устроиться, ищем работу. Действительно, было бы глупо сидеть сложа руки и плевать на Елабугу в ожидании довольно проблематичной телеграммы. Есть советская поговорка: "Не плюй в колодец - пригодится". И это правда. Было бы неправильно не думать о теперешнем положении, которое заключается в том, что надо хорошо устроиться в Елабуге. Сикорские с нами в отличных отношениях, Сикорская говорит, что "единственный человек, с которым действительно приятно говорить, это Марина Ивановна, и ее у нас отнимают". В конце концов, может быть, что все настолько хорошо устроится в Елабуге, что нам не захочется уезжать в Чистополь. Но мать говорит, что если она получит обещанную телеграмму, она уедет в Чистополь. Надо сказать, что она принимает во внимание тот факт, что если произойдет слишком быстрое немецкое наступление, в случае необходимости будут эвакуировать быстрее и в лучших условиях писателей из Чистополя, чем из Елабуги, потому что их больше, они богаче, и Чистополь - центр эвакуированных в Татарию писателей. Словом, чистопольские писатели ей кажутся мощнее и организованнее, чем елабужские. Она вчера написала письмо Асееву, которое дамы ему передадут. Мое мнение следующее: посмотрим сначала, что можно сделать в Елабуге, как там можно жить. Меня в Чистополе привлекает то, что это все же второй город Татарии, после Казани, что там 5 школ, есть культурная молодежь, сыновья писателей (а также их дочери) - словом, общество, которое, может быть, не такое уж плохое, во всяком случае, лучше, чем в Елабуге. С другой стороны, две причины могли бы меня в Елабуге удержать: настоящие дружеские отношения к нам Сикорских и хорошее устройство в смысле работы, продуктов, жилья.
К тому же, я в этом отдаюсь в руки матери, так как она "производитель средств"; она прекрасно поймет, что она должна делать. Сикорская меня огорчает, когда она говорит, что они в конце концов с сыном останутся одни в Елабуге, что ей не везет, она думала, что нашла верных друзей. У нее меньше шансов, чем у нас, уехать в Чистополь, потому что у нее плохие отношения с Асеевым и с "шишками". Я ей говорю, что рано нас "хоронить", что мы еще в Чистополь не уехали, что, может быть, мы все вместе очень хорошо устроимся в Елабуге. Все может быть.
Соколовский тоже хотел бы уехать в Чистополь, где у него есть друзья. Посмотрим, как все будет в Елабуге. Начнем там устраиваться, как будто никто ничего нам не говорил о нашем возможном отъезде в Чистополь. И действительно, поступать иначе было бы неосторожно. Димка Сикорский - чудный парень, чувственный, и сильный, и довольно умный - у него есть острота, он - западного типа (словом, европеец).
Говорят, мы прибудем в Елабугу сегодня ночью. Нас будет 13 человек (дурная или хорошая цифра?). Все нам говорят и не думать о том, чтобы устраиваться в Казани: город забит эвакуированными, продуктов нет, и повсюду огромные очереди. Либо Елабуга, либо Чистополь. Правда, эти города зимой находятся в большой изоляции: ведь Кама замерзает. Но есть хорошие дешевые продукты. В общем, все дело в будущей работе. Мать собирается преподавать французский. Держу пари, что Сикорские нас считают елабужскими "дезертирами". С другой стороны, они нас любят.
С третьей - она, может быть, нам немного завидует. Но, в конце концов, еще ничего не решено. Мы рассчитываем прибыть в Елабугу, найти, где оставить багаж, поставить кого-нибудь за ним смотреть и пойти искать жилье, связаться с местными властями, пока мы будем дожидаться Струцовскую и остальных эвакуированных.
Конечно, я, скорее, держусь мнения матери: если нам дадут телеграмму, что мы можем ехать в Чистополь и что все устроено, было бы глупо отказываться. Мы же ни с кем не говорили, никого не просили. Это жены писателей нам обещали все устроить. Посмотрим. Димка - редкий молодой человек, который в СССР мне понравился, кроме Мити. Он физически очень крепкий, иногда немного резкий, но полон остроты. Если он любит играть на баяне, восторгается крайностями футуристов 15-18 гг. и обожает Есенина - это недостатки, которые следует приписывать не его личности, а русским вообще. Если он и ценит Вертинского и любит дурацкие анекдоты, это свойство реакции против догматических и морализаторских крайностей, которые свойственны многим молодым людям. А его ум, который он сам не углубляет, это просто вопрос обстоятельств, которые не заставили его это делать. Но основа у него хорошая.