Дневник Георгия Эфрона - 278

Дневник N 10 13 августа 1941 года

Вчера была остановка в Горьком. Целый день мы не знали, будет ли пересадка или еще что-нибудь. Наконец пришло решение: плывем до Васильсурска, где Большой театр сходит, затем возвращаемся в Горький и сразу пересаживаемся на судно, которое будет там нас ждать специально, чтобы нас перевезти в Елабугу. Впрочем, говорят, этот план уже недействителен. Когда смотришь на всех этих людей, можно сказать одно: что все ненавидят организацию. Это просто какое-то сумасшествие, и оно специфически русское (не советское, а именно русское). Отход, поездка, приезд - все стоит под знаком нерешительности. Нерешительность - вещь прекрасная, когда выбор стоит только между разными решениями, которые можно принять; культивировать шикарную нерешительность - сплошное наслаждение. Но когда нерешительность рождается благодаря действию сил, отличных от наших собственных, и тем более когда эта нерешительность сопровождается усугублением и увеличением материальных трудностей, тогда к черту эту нерешительность. Но в одном я абсолютно уверен: настанет день, когда я пошлю к ляду весь этот мусор материальных трудностей и смогу развивать мою жизнь, то есть мой ум. Разве я могу духовно возвышаться, если условия моей жизни меня принуждают переносить все и не реагировать вместо того, чтобы задумываться над тем, что я замечаю. Все мне говорят, что у меня, по крайней мере, будет хорошая "жизненная закалка". Это верно, но этого мало. Кстати, чего я могу ожидать в мои шестнадцать лет? Мне недостаточно моего ума и моей культуры, их недостаточно и для других.

Единственная ценность, которая может мне обеспечить хоть малость независимости в отношении остальных - это деньги. Морально я независим и все что хочешь, но материально… Каков вывод этой проблемы? Большинство людей, которых я встречаю, своим поведением и своей природой заставляют меня относиться к ним критически.

Но материально я от этих людей завишу, и я могу им высказать свое мнение только под угрозой, что наши взаимоотношения испортятся. А порча эта неприемлема, так как я живу не один и мое будущее благополучие может рухнуть из-за моей неосторожной критики. Можно бы подумать, что я материалист. Отнюдь нет. Это не только вопрос благополучия, но и вопрос жизни. Никто не захочет помочь мне построить свою жизнь, как мне нравится, пока я живу в зависимости от других, если я буду критиковать именно тех, без кого моя жизнь была бы нестерпима, повторяю, потому что материальные условия зависят от тех, кто их создает. Но что бы ни было, я когда-нибудь своего добьюсь и всеми возможными средствами построю себе положение так, чтобы оно мне служило точкой отправления, то материальное положение, благодаря которому я смогу говорить правду в лицо тем, кого я знаю или знал. В настоящее время я должен держаться спокойно и всеми силами стараться строить свое существование так, чтобы оно мне больше всего подходило. Все очень просто: материальная основа, которую я хочу иметь, чтобы быть материально независимым от других, может быть создана только при условии, что я не подорву ее теперь своим неосторожным поведением. Что мне очень трудно, это делать вид, что я согласен со всеми этими кретинами беженцами, окружающими меня, со всеми этими трусливыми мещанскими буржуями. Больше всего на свете я ненавижу лицемерие, но дело в том, что чем меньше я буду лицемерить, чем больше я буду откровенным, тем больше увеличатся мои шансы на будущие неуспехи. Я обязан прятать когти перед идиотами. Ничего не поделаешь, но когда-нибудь я отомщу, я прибью их к позорному столбу. Во всяком случае, какая бы ни была Елабуга, я пристроюсь, и очень скоро, в каком-нибудь культурном центре. Я себя знаю: я упрям, настойчив.

Что бы ни случилось, я не пропаду и сделаю все возможное, учитывая данное положение, чтобы добиться образа жизни, лучше всего соответствующего моему идеалу и моим средствам. Стоим в Васильсурске. Нудно до черта все это. Но я думаю, что, обладая таким незаурядным умом, настойчивой волей, направленной на желанные цели, внешностью вполне приемлемой, я рано или поздно добьюсь своего, вернее раньше, чем позднее, хотя то, что происходит сейчас, неприятно и мерзко.