Поезд должен был приходить вечером -- мы приехали ночью. Вы не можете себе представить, что был этот вокзал, эта пьяная оккупация. Это море шатающихся шинелей, эта неприкрытая, уже ничего не стыдящаяся наглость людского стада. Я пробирался сквозь толпу с саквояжем в одной руке, с пишущей машинкой в другой. Почему меня не обобрали? Звезда... Выхожу на крыльцо -- ни одного извозчика. Грязь, черноземная, непролазная грязь, и все-таки надо идти. До дому по крайней мере две версты. Калоши вязнут, чмокают в грязи. Навстречу попадаются или обгоняют меня какие-то человеческие тени, то шатающиеся, то от чего-то спасающиеся... Темно, вязко, тяжело идти, а над темным городом от времени до времени дробный сухой треск ружейного залпа...
Попадаются навстречу мне трое каких-то, тоже торопятся, кричат мне: "Куда идете? В город нельзя, там стреляют. Идите на вокзал". Я им не сказал, что на вокзал может идти только тот, кто там еще не был. Иду дальше, с трудом продвигаюсь. Наконец дохожу до того места, где асфальтовый тротуар, -- легче идти; останавливаюсь, чтобы дух перевести и оттянутыми руками помахать. Смотрю вокруг себя: на асфальте бумага, битое стекло, пустые коробки; магазинные окна выбиты. Был, значит, погром. Иду дальше -- на углу улицы три солдата стоят, на меня смотрят. Слышу, один из них говорит: "Вот еще один идет". Я продолжаю идти; тем временем один из трех оставляет своих товарищей, уходит. Иду на них, они ко мне:
-- Вы откуда?
-- С вокзала.
-- С вокзала?
Большое недоверие почему-то прозвучало в этом переспросе. Стали осматривать меня, даже пальто мое распахнули. Я начал замечать, что имею дело не со злоумышленниками. Но вместе с тем, кто же они? Милиционеры? У них на рукаве нет красной повязки...
-- Ну, идите себе. Уж видать, что вы ничего.
-- А вы кто будете?
-- А мы милиционеры. Только повязки сняли, а то все хулиганы...
-- А товарищ ваш что же ушел?
-- Да просто-напросто испугался. "Довольно, -- говорит, -- я их сегодня насмотрелся"... Ну, вот что. Вы приезжий; так видите вон тот большой дом? Это гостиница "Европейская". Наш вам совет: ступайте вы в гостиницу, возьмите номер и из номера не выходите.
Ну, если вы думаете, что я до гостиницы дойду, то дойду и до своего дома; это от гостиницы через дом.
Пошел и, чтобы не стучаться в ворота, не навлекать внимания, перебросил вещи через забор палисадничка, сам стал на скамейку и перескочил через забор. К счастью, никто не видел. Бросился в дверь стучать, Ольга Ивановна вышла, отворила. Она ахнула. Я свалился на стул. В груди у меня колотило, в горле пересохло. Не мог говорить. Ольга Ивановна сварила кофею на машинке. Я выпил кофе, уже без сахара; отошел и стал слушать ее рассказ.
Свободное копирование
