Советская власть не только бесплатно лечила своих подданных, она еще, зачастую, лечила их принудительно, против воли самих больных. Принудительно лечили от венерических заболеваний, принудительно лечили от туберкулеза, нервно-психических, алкоголиков, наркоманов.
Казалось бы – какое счастье – бесплатное обязательное лечение. Лечение ли? Ведь с другой стороны – отличный способ сведения, и личных счетов, и расправы над неугодными людьми. Чтобы отправиться топтать зону, человека надо было изобличить в преступлении, осудить в открытом суде и признать виновным. У осужденного оставалась надежда на апелляцию, амнистию или УДО. Принудительно лечимый не имел никакой надежды. Без суда и следствия по одному заключению врача человек оказывался в больнице, изолированным от всего мира. За преступление был положен срок. На выздоровление сроков не устанавливалось. Только врач мог определить – выздоровел больной или нет. Человек мог долгие годы провести в больничных коридорах, если это кому-то было надо. И никаких кассаций, апелляций, амнистий… чистилище – и не жив, и не мертв.
К примеру, если человек, сравнивая фотографии европейских городов с тем, что он видел за окном, называл Москву «самой провинциальной столицей Европы», то его начинали лечить от «вялотекущей шизофрении». Сбрендил – говорили врачи!
А, если ты, ничего не говорил, а начинал тихо-мирно выпивать, чтобы скрасить унылое житье-бытье в отсутствии самых необходимых человеку вещей, от стоянии в очередях, то тебя могли принудительно лечить от пьянства. Алкоголик – говорили врачи!
А как можно было «жить и не пить»? Чтобы трезвым взглядом увидеть всю серость, все убожество советской жизни. Чтобы прочувствовать бесцельность своего существования при отсутствии права на недвижимость. Бессмысленность накопления денег, когда в магазинах «только полкило в руки». Не знаю? Я, когда работал в МАДИ, мы пили на рабочем месте два-три раза в неделю. От скуки.
Хотя достаточно было решения трудового коллектива, заявления жены или родственников, как любого жителя Страны Советов можно было упрятать в лечебно-трудовой профилакторий сроком от одного до трех лет. Там люди не просто лишались свободы, они еще и лишались оплаты за труд, поскольку, заработанные в профилактории деньги, переводились их семьям, женам и детям. Это ли не самое настоящее рабство, о наличии которого на американских плантациях, нам твердили учителя в школе?
Вот о таком случае мне и поведала мать.
Вернувшись с работы, она заливалась смехом, что с ней, честно говоря, было не часто.
– Помнишь, сынок, – начала она – стихотворение Маяковского со словами «если выставить в музее плачущего большевика, то весь день в музее торчали ротозеи – еще бы такого не увидишь и в века»
– Да, помню, – ответил я.
– Так вот – прошло всего лишь полвека, а плачущие большевики уже появились. Маяковский был неправ.
Дальше мамка рассказала, о партийно-профсоюзном собрании, на котором одного сотрудника приговорили к принудительному лечению от пьянства.
Когда собрание закончилось, он вышел из кабинета весь в слезах. Причем не просто плача, а рыдая навзрыд. Держа в руках, какую-то бумажку, видимо постановление собрания, он заливался слезами, предчувствуя те беды, которые совсем скоро ожидают его. А может ему было обидно, что его семья и его коллеги, прекрасно понимая, что такое принудительное лечение, с легким сердцем отправляют его туда, как ненужного котенка или собачку на усыпление.
Кто знает, какие мысли были тогда у этого человека, что заставило его, мужчину, заплакать горькими слезами. Но матери это показалось смешным, во-первых, поскольку он был коммунист и она сразу вспомнила стихи про «плачущего большевика». А, во-вторых, потому, что она решила – если человек плачет, то ему жаль расставаться с пьянством, как ребенку с любимой игрушкой.
Мне это смешным не показалось…
Уже тогда, в возрасте чуть более десяти лет, мне, по-взрослому, стало страшно.
